Who's Afraid of Gender?

Однако в движении против гендерной идеологии консерваторы-традиционалисты (в отличие от неоконсерваторов) становятся политической силой, противостоящей неолиберализму, а в Восточной Европе эта оппозиция фокусируется на формах индивидуализма (и его предпринимательском императиве), которые, как считается, разрушают социальные отношения и традиционные связи. По мере того как в условиях неолиберализма социальные службы сворачиваются и демонтируются (а идеал социального обеспечения разрушается в пользу приватизированных рынков), семья приобретает все большее значение, переопределяется и перегружается в качестве прокси социального государства. Индивидуализму, который, как считается, свободно льется из Брюсселя или Вашингтона, противостоит не возрождение социалистических идеалов, отсутствующих тоталитарных государственных структур, а гендерный традиционализм и восстановление патриархальной семьи и государственного аппарата. Консервативные женщины отвергли феминизм, потому что он представлялся им моделью индивидуальной свободы, которая лишила бы их важнейших социальных связей, в том числе связей с церквями, стремящимися защитить их от феминизма и "гендера". А поскольку эти связи теперь являются местом социальной поддержки, индивидуализм того типа, который ассоциируется с либеральным феминизмом и гендером, казался силой социального разрушения. Таким образом, противостояние экономической разрухе, долгам и неолиберальному насыщению повседневной жизни рыночными ценностями было связано с противостоянием "гендеру", понимаемому как неолиберальная сила, способная разорвать традиционные семьи.

Невилл Хоад рассказывает, как это противостояние проявляется в Африке, где зависимость от богатых стран и институтов порождает скептическое отношение к выборочной версии основных прав и либеральных ценностей, навязываемых в обмен на основные блага:

В условиях глобализации национальные программы по перераспределению социальных излишков оказываются под угрозой. Предоставление базовых услуг, таких как еда, вода, жилье, лекарства, обильное и чистое водоснабжение, все больше зависит от стран-доноров (хотя важно помнить, что благодаря обслуживанию долга Африка является чистым экспортером капитала). Эти страны-доноры являются или воображаются хранителями либеральных ценностей, в том числе толерантности к гомосексуальности. Однако следует отметить избирательность этих якобы универсальных прав и ценностей как пропагандистских. Они игнорируют такие права... как право на пищу, право на жилье, право на чистую воду и право на медицинское обслуживание.

Поэтому крайне важно, чтобы гендерная политика противостояла неолиберализму и другим формам капиталистического разорения, а не становилась их инструментом, чтобы она выступала против продолжения колонизации и всех форм расизма, включая те, от которых страдают мигранты, и чтобы она занимала свою позицию в рамках расширяющихся альянсов. Гендерную политику неправомерно называть политикой "идентичности", если ее конечной целью является создание мира, в котором мы все хотели бы жить. Именно в силу нашей взаимозависимости у нас есть шанс выжить и процветать. Можем ли мы создать союзы, отражающие эту взаимозависимость как с человеческой, так и с нечеловеческой жизнью, которые будут противостоять разрушению климата и выступать за радикальную демократию, основанную на социалистических идеалах?

 

Когда гендерная политика ограничивается либеральной сферой индивидуальных прав, она не может рассматривать основные права на жилье, еду, нетоксичную окружающую среду, невыплаченные долги и медицинское обслуживание, которые должны быть частью любой борьбы за социальную и экономическую справедливость. Когда страны и регионы принуждают принять такую версию прав, при которой их основные потребности остаются неудовлетворенными, неудивительно, что возникает скептическое отношение к этим самым правам. А когда эти права сформулированы в терминах, которые плохо транслируются в местные культуры, то критика культурного импичмента не лишена оснований. Чтобы критика финансового принуждения и культурного империализма стала неотъемлемой частью транснациональной гендерной политики, нам придется напомнить людям, почему и как они хотят жить, возвращая жизнь левым, находя ее в отношениях, которые нас поддерживают, в союзах, созданных между всеми, кто стремится к равенству и свободе в пригодном для жизни мире, на долговечной и восстанавливающейся Земле. Это значит жить с нашими глубокими различиями, не поддаваясь разрушительным формам, которым мы должны противостоять.