Who's Afraid of Gender?

Давайте проясним: есть много причин бояться разрушения, включая усиление неолиберализма, увеличение разрыва между богатыми и бедными, рост числа бедных людей, живущих в глобальных трущобах, нападение на окружающую среду и ощущение, что Земля, какой мы ее знаем, не сможет пережить разрушение климата. Иногда страх носит более интимный характер: семья или само ощущение семьи подвергается радикальному сомнению в результате интимных ассоциаций, которые возникают у других людей или даже у молодых членов собственной семьи. Страх бедности и опыт жизни в бедности всегда висцеральны, ощущаются на телесном уровне как голод, страх и ярость, перспектива или реальность жизни без крова, перспектива или реальность никогда не заработать достаточно денег на аренду или никогда не быть в состоянии оплатить долги, жизнь которых длится дольше, чем собственная.

Консервативные группы, выступающие против гендера как серьезной опасности, чудовищного фантома, уже охвачены фантасмагорическим трепетом, то есть живут в мире, будущее которого радикально неопределенно. Именно на этом фоне возникают апокалиптические страхи перед гендером, когда ощущение неминуемого разрушения локализуется в термине, форме изучения, государственной политике против дискриминации и насилия, в которой используется это слово.

Не зря именно "гендер", а не какой-то другой термин, вызывает особые опасения. Даже если его противники мало читали, они понимают, что гендер связан с их воплощением, их формами близости, их сексуальным образом жизни, ограничениями, в которых они живут и воображают, потенциальными способами жить или любить, которые запреты делают более яркими и пугающими. Если табу на гомосексуальность будет нарушено, значит ли это, что будут сняты и сексуальные табу, в том числе те, которые исключают секс с детьми и животными? Некоторые опасаются, что снятие табу, не имеющих под собой оснований, приведет к наплыву нелицензированной сексуальности. Это перескакивание с одной темы на другую относится к метонимии фантасмагорической сцены, позволяющей ассоциациям превалировать над тем, что мы еще можем назвать "фактами". Страх каскадирует от одного табу к другому, освобождая сексуальное воображение в призраки ужаса, пока в воображении не возникает полностью беззаконная сексуальность или необузданное чувство собственного достоинства, которое разрушит все социальные связи.

Считать антигендерное движение только "культурной войной" было бы ошибочно. Это движение явно реагирует на экономические формации, которые заставляют многих людей испытывать радикальную неуверенность в завтрашнем дне, чувствуя, что условия их жизни ухудшаются. Польские ученые Агнешка Графф и Эльжбета Корольчук утверждают, что мы совершаем ошибку, воображая, будто критики гендера - это просто культурные консерваторы, испытывающие глубокие чувства, связанные с сохранением традиционной семьи. По мнению этих авторов, на самом деле они реагируют на вытеснение и незащищенность, вызванные неолиберализмом. Они рассматривают пример Польши и соседних стран Восточной Европы: "Антигендерные акторы последовательно позиционируют себя как воины за справедливость и защитники простых людей от корпоративной жадности глобального капитала. Таким образом, они включают в число своих врагов не только транснациональные институты, такие как ООН и Всемирная организация здравоохранения, но и такие знаковые фигуры глобального капитализма, как Джордж Сорос и Билл Гейтс, фармацевтические компании, стремящиеся продавать контрацептивы, и медицинские учреждения, предлагающие аборты и ЭКО." Они выступают против форм индивидуализма, приватизации и разрушения общественных услуг, вызванных политикой жесткой экономии, которая, как считается, навязывается Европейским союзом и крупными банковскими учреждениями. Не только левые выступают против разрушительных последствий неолиберализма, в том числе против проникновения рыночных ценностей в повседневную жизнь. Графф и Корольчук утверждают:

В Восточной и Центральной Европе неолиберальная революция - демонтаж социалистического государства всеобщего благосостояния с его щедрой системой всеобщего здравоохранения, гарантией занятости и государственной поддержкой семей - произошла как часть системной трансформации в 1990-х годах и сопровождалась ретрадиционализацией гендерных ролей... Важное различие между постсоциалистическим и американским контекстами заключается в том, что если в США возврат к "семейным ценностям" понимался в основном с точки зрения усиления индивидуальной ответственности и, таким образом, был полностью совместим с неолиберальным этосом, то в постсоциалистических странах неолиберальная революция произошла с возвратом к "семейным ценностям".США возврат к "семейным ценностям" понимался в основном как усиление индивидуальной ответственности и, таким образом, был полностью совместим с неолиберальным этосом, в постсоциалистических странах неолиберальная революция была воспринята многими как разрушение общины и традиций.