Wildcard. Темная лошадка

Мне столько всего хочется сказать ей в ответ. Что я видела, как она стояла на балконе с Нолем, что я не понимаю, почему она сейчас помогает мне или почему спасает Тримейна за спиной Тейлор. Но сейчас не время давить на Джэкс. Я могу лишь следовать ее инструкциям, даже если ничего не мешает ей последовать за моей машиной.

Возможно, сегодня ночью она планирует убить меня таким образом. Уговорит сесть в машину, а потом та съедет в кювет. Несчастный случай.

Слабые шаги раздаются с другой стороны главного лобби. Джэкс резко поворачивает голову, а потом смотрит на меня.

– Ты получила от меня предупреждение. Если снова вернешься, я всажу в тебя пулю раньше, чем ты успеешь все обдумать. А теперь заткнись и иди.

* * *

Онемевшие ноги несут меня к машине. Я сижу в молчаливом шоке, когда меня везут в отель. Мне хочется, чтобы вместо этого меня отвезли к Тримейну. Я хочу понять, где он находится. Сказать ему, как мне жаль, и умолять простить меня.

Он лежит в какой-то больнице, сражаясь за свою жизнь, которой рисковал из-за меня. Если он умрет, мои руки будут запятнаны кровью.

Последние слова Джэкс звенят в моей голове. Часть меня ждет, когда стекла разобьются вдребезги от выстрелов – это будет означать, что она подставила меня и только ждет, когда я отвернусь.

Но за окном все выглядит точно так же, как и когда я уезжала: парад косплееров в самом разгаре, улицы окрашены неоновыми цветами. Некоторые приветствуют новые объявления топ-десятки игроков, а общее возбуждение из-за приближающейся церемонии закрытия достигает апогея.

ОЛИВЕР АНДЕРСОН, АВСТРАЛИЯ | «ОБЛАЧНЫЕ РЫЦАРИ»

КАРЛА КАСТИЛЛО, КОСТА-РИКА | «ПРЕСЛЕДУЮЩИЕ ШТОРМ»

Другие свистят, когда группа их друзей проходит в безупречных костюмах «Всадников Феникса» из одной нашей игры.

Для них за это время ничего не изменилось. Они не видели, как их знакомого только что застрелили, не чувствовали запаха крови на земле. В их головах не происходит переворот от осознания, что на самом деле происходит вокруг. С их точки зрения мир цел и невредим. Они не в ответе за то, что их друг оказался в смертельной опасности.

Когда я приезжаю в отель, дверца машины открывается, и я выхожу, как ни в чем не бывало. Лифт поднимает меня на этаж, как и должен. Кровать в моем номере на месте, застеленная свежим постельным бельем, на письменном столе стоит закрытая пленкой тарелка фруктов – личи, карамбола, персики. Я стою мгновение в тени штор, наблюдая за парадом костюмов, проплывающим внизу по улице. Все смеются в счастливом неведении, какой темный мир их окружает.

Я мою руки в раковине. Несколько капель крови запачкали одежду, и сначала я думаю, что это кровь Тримейна, пока не замечаю порванный рукав. Должно быть, в спешке обо что-то порезалась. Я снимаю одежду и иду в душ. Вода обжигает мою кожу. Выйдя, заворачиваюсь в халат и сажусь на кровать. С улицы доносится шум празднования.

Я замечаю сообщения, которые пыталась отправить Тримейну. Они до сих пор висят как непрочитанные.

Слезы, которые не могли вылиться раньше, теперь текут потоком. Я плачу, и громкие всхлипы эхом отдаются в моей груди. У меня едва получается перевести дыхание. Руки сжимают простыни. Неужели прошла лишь пара часов с тех пор, как я стояла возле Хидео и рассказывала ему о брате? Неужели лишь мгновение назад я видела, как Тримейн упал на пол?

Я все еще могу представить его силуэт на фоне дождя, его отстраненный взгляд, то, как он небрежно пожимает плечами. Прямо сейчас Тримейн где-то в больнице, лежит на каталке, пока его спешно везут в отделение неотложной помощи. Он подобрался слишком близко и принял на себя удар, предназначенный мне. Теперь я одна, потерялась в битве между алгоритмом Хидео и секретами «Черных Плащей». Как отреагирует Рошан, когда узнает, что произошло? Окажутся ли остальные «Всадники Феникса» в опасности, если я продолжу это дело?

У каждой закрытой двери есть ключ. Но вдруг это не так? Где ключ к этой двери? Я больше не знаю, в какую сторону идти. Не знаю, какой путь правильный, и не знаю, где выход.

Образ Тримейна на каталке сменяется старыми воспоминаниями коридоров больницы, знакомого ужасного запаха дезинфекции, навсегда въевшегося в мою память. На мгновение мне снова одиннадцать, и я вхожу в дверь палаты отца с ужасными пионами и подносом с едой. Я ставлю цветы в вазу и сажусь, скрестив ноги, на край его кровати, потом мы вместе съедаем больничную еду. Когда-то густые ярко-голубые волосы папы теперь поседели и ежедневно выпадают клоками. Его халат странно топорщится на худых плечах. Он накалывает вилкой каждый кусочек брокколи и поочередно засовывает в рот, затем аккуратно разрезает мясной рулет, но избегает при этом маленького квадратного кусочка шоколадного торта.

«Сахар – тот же яд», – сказал он мне, когда я спросила, почему он оставил десерт на тарелке.