Will. Чему может научить нас простой парень, ставший самым высокооплачиваемым актером Голливуда

Он родился и вырос на улицах Вашингтона и пережил совершенно чудовищное детство, полное жестокости и насилия.

— Блин, это просто чудо, что я не оказался в гробу или за решеткой, — говорил он. — Если бы не бокс, кто знает, что бы со мной стало… Эти перчатки спасли мне жизнь.

Даррелл был спортивным гением. Он начал заниматься боксом в десять лет и всего за пару лет стал лучшим боксером-любителем страны в своей весовой категории. В тринадцать он выиграл Золотые перчатки — самую престижную награду США в любительском боксе. Он был непобедим. За ним стояла очередь из спортивных колледжей с бюджетными местами. Тренеры даже думали отправить его на Олимпийские игры.

Но в семнадцать лет Даррелл Фостер чуть не убил своего соперника на ринге, он лупил его даже, когда арбитр приказал ему перестать. И вот так Даррелл лишился спорта, который спас ему жизнь. Ему запретили участвовать в состязаниях.

Поэтому Даррелл стал тренером. И в этом он тоже преуспел. Он вырос вместе с Шугар Рэем Леонардом — одним из лучших боксеров всех времен — и был его партнером в тренировках, помогал ему получить Олимпийское золото и стать чемпионом мира в пяти весовых категориях. Когда Шугар Рэй ушел на пенсию, Даррелл переехал в Голливуд и стал консультантом для кино. Он тренировал Вуди Харрельсона и Антонио Бандераса для фильма «Бей в кость» 1999 года. А в 2000-м Майкл Манн искал кого-то, кто поможет ему с тяжелой задачей превращения Уилла Смита в Мухаммеда Али, и выбор пал на Даррелла.

Даррелл вошел в комнату — метр семьдесят восемь, 86 килограммов. Если можете, представьте себе помесь питбуля с кирпичом. На левом плече татуировка в виде омеги — он был членом студенческого братства Омега Пси Фи, эти ребята все как на подбор крепкие орешки. Он был твердый, прямой как палка, подбородок поднят, плечи расправлены — точно солдат, а то и генерал. Руки он всегда по умолчанию держал наполовину сложенными в кулаки — просто на всякий случай.

Одно его присутствие внушало трепет.

Он осмотрел меня с ног до головы и не впечатлился. Он протянул мне свой кулак в качестве приветствия — нет, не ладонь, а сжатый кулак. Я стукнул его в ответ.

— Какой у тебя рост? — спросил меня Даррелл.

— Метр восемьдесят восемь.

— Вес?

— Где-то 86 килограммов…

— Ага, маловато, — отметил он скорее сам для себя и направился к рингу. — Снимай ботинки и запрыгивай.

Че? Да на мне же джинсы. И брюлики. Я пришел наряженный.

Но Даррелл уже ждал меня на ринге. Майкл Манн взял в руки видеокамеру. Даррелл надел боксерские лапы и похлопал ими друг о друга так, что эхо разнеслось по всему складу, как по пещере. В эхе отчетливо слышалась фраза шевели задницей, пацан ряженый…

Дарреллу было совершенно насрать, что я величайшая звезда кино в мире. Для него это был скорее мой главный недостаток.

Майкл Манн помог мне надеть боксерские перчатки на четырнадцать унций, и я наконец забрался на ринг.

Надеюсь, он меня бить не будет…

— Девяносто процентов людей на Земле — правши. — Голос Даррелла прозвучал как-то слишком громко. — А значит, если тебя вырубят на улице, то это сделают скорее всего с размаху правой рукой. Чтобы ударить, человек опирается на правую стопу, отставленную назад. На улицах такое сплошь и рядом видишь. Если заметил, что противник перенес вес на ногу — знай, чего ждать. Височная кость — самая крепкая во всем черепе, так что сегодня потренируемся: опусти левое ухо к плечу и мы перехватим руку нападающего. Потом сразу бей правой.

Мы повторяли эту последовательность около получаса. Даррелл разыгрывал настоящую уличную драку. Он осыпал меня оскорблениями, потом переносил вес на правую ногу и замахивался правой рукой. Я старался перехватить его перчатку виском — своей «самой твердой костью в черепе» — а потом тут же бил правой рукой в центр его перчатки.

— Если отработаешь этот прием, — сказал Даррелл, — то сможешь навалять большинству уличных мразей.

— Али тоже использовал этот прием? — спросил я.

— Про Али не думай. Сначала я научу тебя драться.

Это обещание тронуло меня до глубины души. Он научит меня драться по-настоящему. Мысль о том, что я научусь физически защищать себя, вызвала во мне почтение и благоговение перед наставлениями Даррелла.

Майкл с Дарреллом молча переглянулись. Они увидели достаточно — им явно нужно было обсудить меня наедине. Даррелл снял перчатки и сошел с ринга.

— Ну, до завтра, — сказал он.

— А что мы будем делать завтра? — спросил я.

— Побежим десятку. У нас всего год — тянуть некогда.

Даррелл учит с полным погружением: он никого не просит делать то, чего не делает сам. Весь следующий год он был рядом каждую минуту, пробежал со мной каждую милю, перепрыгнул через каждую скакалку, поднял каждую гирю, поучаствовал во всех спаррингах. Он ел, когда ел я, он спал, когда спал я, он работал, когда работал я. Он часто цитировал стихотворение Эдгара Геста «Проповеди, которые мы видим»: