Will. Чему может научить нас простой парень, ставший самым высокооплачиваемым актером Голливуда

Разница была лишь в том, что обычный отец отправил бы ее в церковный хор или записал на уроки пения.

Я обычным отцом не был.

В то время я считал, что нет смысла браться за какое-то дело, если ты не готов попробовать стать в нем лучше всех на свете. Я думал, что нужно всегда стремиться к вершине, карабкаться на самый пик любой горы. Ничего нельзя делать, спустя рукава.

Уиллоу пригласили поехать на гастроли, чтобы целый месяц выступать на разогреве у Джастина Бибера. Это был очень важный момент для нашей семьи. Наша малышка приняла серьезный вызов — вот тебе и тряхнула шевелюрой. Все сходили с ума по Whip My Hair. Уиллоу приглашали на телевидение, на обложки журналов, на красные дорожки, церемонии награждения, фотосессии… Она была на передачах у Джимми Фэллона и Эллен Дедженерес, светилась на ТВ по всей Европе. Вся наша семья полетела на первый концерт Уиллоу на «Бирмингем Арене» в Англии, куда были распроданы все билеты. Дочка отожгла на полную.

Дальше она выступала в Дублине. Те же песни, тот же эффект. Оглушительный успех. Все билеты снова были проданы, и на трибунах поднялось настоящее цунами рыжих волос — никогда еще в Ирландии так сильно не трясли шевелюрами.

Турне продолжалось, и я видел, как она растет день ото дня. Ее голос креп, ее сценический образ становился живее, она училась раззадоривать толпу, она пела и танцевала все лучше и лучше.

Я себя чувствовал гением.

Джаде пришлось вернуться в Лос-Анджелес, так что я остался за главного. В последний вечер турне Уиллоу спустилась за кулисы в полном блаженстве после концерта и бросилась мне в объятия.

— Малышка, ты просто бомба! — сказал я.

— Спасибо, папочка! — пропищала она.

— Тебе понравилось?

— Да, папочка! Там был полный зал девчонок! Они все мне подпевали!

— Это точно! Круто, да? — сказал я, вспоминая ощущение от того раза, когда толпа в Детройте спела вместо меня «Родителей». — Ну что, рванем домой на пару дней, а дальше будем записывать альбом. Ты так понравилась команде Джастина, что они хотят позвать тебя с собой снова… в Австралию!

— Не, пап, я все! — воскликнула она с такой радостью, что до меня не сразу дошел смысл ее слов.

— Что ты сказала, горошинка?

— Я говорю, я все, пап. Поехали домой.

— Ну да, конечно, на несколько дней все закончилось, милая, но на самом деле это только начало. Надо будет поработать еще пару недель, — сказал я стандартным родительским тоном, который означает «я не слушаю своего ребенка».

— Нет, папа, нет, я все.

— Да, горошинка, пока все. Но ты же пообещала дяде Джей-Зи, что запишешь целый альбом и еще несколько клипов…

— Нет, папа, это ты пообещал дяде Джей-Зи… — сказала она, довольная тем, что уела отца.

— Малыш, мы вместе пообещали. Если ты что-то начала, надо это довести до конца.

— Папа, тебе все равно, что я больше не хочу? — спросила Уиллоу.

— Нет, конечно, нет, милая, но останавливаться нельзя.

— А почему, пап? Мне было весело, но я больше не хочу.

— Я понимаю, но можно будет закончить только тогда, когда сделаешь все, что пообещала.

Эта идея была для нее совершенно чуждой. Она посмотрела на меня без обиды, без злобы — просто с легким недоумением. А потом уступила:

— Ну ладно, пап.

Мы полетели домой.

Семья Смитов оглушительно покорила Европу. Я стал готовиться к следующей операции — установлению мирового господства. Одним прекрасным утром в «Ее озере» я как раз договорил по телефону с Джей-Зи, и тут Уиллоу прискакала на кухню завтракать.

— Доброе утро, пап, — весело сказала она, залезая в холодильник.

Моя челюсть отвисла, отвалилась и упала на пол кухни. Моя трясущая шевелюрой царица мира, будущая мировая суперзвезда, сверкала лысиной. Ночью Уиллоу обрила голову налысо. Мои мозги замкнуло — как же она теперь будет трясти шевелюрой? Кто захочет за деньги смотреть, как лысый ребенок просто трясет головой?

Но не успел я ничего сказать, как почувствовал: что-то в моем сознании медленно сместилось и встало на место. В этот миг божественного озарения она смогла до меня достучаться. Я не был зол, я был потрясен. Это было то чувство, когда ты рассеянно глядишь в телефон, ступаешь с тротуара прямо под автобус, но в последнюю секунду кто-то тебя спасает.

Именно так Уиллоу спасла меня, словно маленький ловец над пропастью во ржи. Я наклонился, посмотрел ей в глаза и сказал:

— Я все понял. Прости меня, пожалуйста. Я тебя услышал.

Как бы странно это ни звучало, но в тот момент я обнаружил, что существует такая странная вещь — чувства.

Папа, тебе все равно, что я больше не хочу?

Я знаю, что это странно звучит, но от слов Уиллоу мое мировоззрение треснуло, как колокол Свободы. Один простой вопрос, который дочка задала отцу, затронул гораздо более серьезную проблему. На самом деле она спросила меня: «Неужели тебя не волнуют мои чувства?» Это был очень глубокий вопрос о человеческом существовании. Возможно, это вообще самый важный вопрос для людей. Ты думаешь о моих чувствах?