Хоть ей и было всего десять лет, и на деле я уже ответил ей, что мне не все равно, и не стал дальше на нее давить, про себя я задумался — а как бы я ответил
Вслух я бы этого никогда не сказал, но мой честный ответ на «ты думаешь о моих чувствах?» звучал бы как-то так:
Вообще-то нет, дорогая моя. В списке моих забот твои чувства стоят на
1. Еда
2. Крыша над головой
3. Безопасность
4. Ум
5. Сила
6. Работоспособность
Во-первых, я забочусь, чтобы ты ела… каждый день. Во-вторых, я забочусь о том, чтобы тебе было, где жить. В-третьих, я забочусь о твоей безопасности. В-четвертых, я забочусь, чтобы ты была умной и твой разум был способен решать проблемы, которые возникают в жизни. В-пятых, я забочусь, чтобы ты была сильной, потому что жить в мире нелегко. И в‐шестых, я забочусь, чтобы ты умела работать — я хочу, чтобы ты сделала свой вклад в судьбу человечества. И я уверен, если у тебя все это будет, то и с чувствами у тебя все будет прекрасно.
Если я обеспечу тебя всем с первого по шестой пункт, седьмой сложится сам собой.
И это касается не только тебя одной. Меня не заботят даже
Примечание: дорогие читатели, которые почувствовали ужас от этих моих слов — мне все равно, что вы там чувствуете.
Ребята, я шучу. Это такая шутка.
Дело такое: я видел, как негативные эмоции отца перехватывали контроль над его могучим интеллектом и заставляли его снова и снова тиранить нашу семью. Еще я как-то раз сидел в церкви, и тут мисс Мэми преисполнилась святым духом. Ее так охватили «положительные эмоции», что она в экстазе вскочила со своей скамьи и сильно взмахнула левой рукой, едва не сломав мне нос (и даже не заметила).
Мое отношение к чувствам изменилось и углубилось, но мне до сих пор непросто, когда я или кто-то другой испытывает сильные эмоции. Чувства — это невероятно ценные инструменты для того, чтобы маневрировать в мире и самовыражаться. Они подобны огню, которым можно готовить еду, согревать и очищать. Но когда сильные эмоции выходят из-под контроля, по моему опыту, они способны спалить ваши мечты дотла.
К сожалению, тогда я не обладал ни мудростью, ни красноречием, чтобы предотвратить многочисленные пожары, которые разгорались в моей жизни.
Протест Уиллоу положил начало периоду в нашей семье, который я называю «Бунтом». Давление нагнеталось много лет. Я пытался предотвратить бедствие, но это было невозможно.
Мы сидели на кухне. Я, Джада и Уиллоу. Уиллоу ела мороженое с вареной сгущенкой. Левой рукой она теребила мою бороду, а в правой держала ложку.
Ее голосок звучал очень мило, но устами младенца…
— Мамочка?
— Да, милая?
— Мне так грустно, — сказала Уиллоу.
— Почему, малышка?
— У папы в голове есть картинка семьи. И это не
Я был на вершине горы. Я превзошел все свои мечтания. Я добился каждой цели, преодолел все препятствия и еще немного.
Но все вокруг меня были несчастны.
Уиллоу посмотрела мне в глаза с невероятным сочувствием. Ей было искренне меня жаль. Вареная сгущенка стекала вниз по ее руке. Джада милосердно отвела взгляд, притворяясь, что увидела что-то очень важное в области холодильника.
Уиллоу все гладила меня по лицу.
— Ничего, папа. Ничего. Все будет хорошо.
Мороженое с вареной сгущенкой по сей день запрещено в моем доме.
Я начал замечать чувства повсюду. Например, на деловой встрече кто-нибудь говорил: «Ничего личного… это просто бизнес». И я вдруг понимал — о черт, нет никакого «просто бизнеса», на самом деле все —