Я зашел в абсолютно пустой спортзал.
Я как раз принялся делать второй подход, когда в зал зашел молодой черный парень. Он тут же заметил меня, вытащил свой телефон и судорожно стал включать камеру.
— Эй, Уилл, — заговорил он с британским акцентом, поворачивая свой телефон горизонтально. — Передай привет моему братишке!
Он подошел совсем близко. Я протянул руку и закрыл его камеру ладонью.
— Извини, дружище, но я занят.
— Да делов-то, одно коротенькое видео, — ответил он. — У моего братишки синдром Дауна. Он тебя обожает. Я обещаю, всего пару секундочек. Фреш Принц — одна его радость в жизни.
— Уилл, да тут больше нет никого, только мы двое. Пожалуйста, просто передай привет…
Для этого парня я выглядел как полный псих. Я так и продолжал закрывать камеру его телефона рукой, глядя в пустоту, пока в моем сознании шла ожесточенная перепалка.
— Прости, парень, но мой ответ — «нет».
Я навсегда запомнил его обиженный взгляд. У меня до сих пор слезы на глаза наворачиваются, если я об этом думаю. Он смотрел на меня и не верил — Уилл Смит ведь
— Почему нет? — спросил он.
Я помолчал, подбирая самый честный ответ.
— Потому что мне не хочется.
Он покачал головой в отвращении, повернулся и ушел из зала. Я, конечно, сдержал свое слово, но в моей войне с самим собой пострадал невинный человек.
До пробежки у меня дело так и не дошло. Я отправился в свой номер и не мог перестать рыдать.
Следующие два года мы с Микаэлой были неразлучны. Она раз за разом повторяла: «Исследуй. Испытывай. Экспериментируй. Раскрывайся». Она выпустила на волю моего внутреннего необузданного следопыта, которому заслоняли обзор обязательства и ожидания, предъявляемые «Уиллу Смиту». Микаэла посоветовала мне «пробовать новое» и «знакомиться с новыми людьми», чтобы вновь распалить мой дух исследователя и искателя приключений. Я буквально рвал с ветвей и пробовал новые плоды — гуаву в Колумбии, дикую малину в Швеции, лучшее личи на моей памяти в Тайпэе. Особенно мне понравился целый фруктовый салат где-то в окрестностях Сан-Паулу. Как-то раз мне предложили попробовать банан в Барселоне, но я плоховато говорю по-испански, и, может быть, что-то неправильно расслышал.
— Когда ты вырвешься из плена «Уилла Смита», мы внимательно рассмотрим все убеждения, конструкты и парадигмы, которыми ты себя ограничивал, — сказала Микаэла. — Например, ты часто повторяешь «Девяносто девять процентов — это все равно, что ноль».
— Да. Так мой папуля всегда говорил.
— Понимаешь, с точки зрения математики девяносто девять процентов — это полная противоположность нулю.
Я тысячу раз использовал эту фразу в своей речи, но почему-то, услышав ее из уст Микаэлы, впервые в жизни задумался над ее смыслом. На этом стабильном правиле строилась вся моя операционная система. Но его ошибочность оказалась такой очевидной, что я начал переоценивать и пересматривать