— Просто прекрасно, — сказал он. — Тогда давай лучше встретимся.
— А зачем?
— Ну, ты отказался от моего фильма, и я хотел бы это обсудить, — ответил он максимально добродушно.
Мы оба усмехнулись. В его смешке я услышал:
— А я что, да я ничего… — глубокомысленно высказался я.
— Я просто хочу показать тебе кое-что, ну и так, поболтать. Мы с Барри живем по соседству. Сможешь приехать в Хэмптонс?
— Да, конечно. А когда?
— Давай сегодня.
— Прислать за тобой вертолет? Будешь здесь через час, обратно вернешься через три. Как тебе такое?
Что-то мне все это напоминает.
— Конечно, сэр, мистер Спилберг, сэр. Да, я согласен, — ответил я.
Меньше чем через час я уже приземлился в поместье Стивена Спилберга в Хэмптонсе. Он стоял передо мной как ни в чем не бывало, одетый в обыкновенные джинсы и старую футболку, будто не понимал,
Снаружи его одноэтажный дом выглядел традиционно и лаконично, а внутри был настоящий храм кинематографа: оригинальные постеры классических кинокартин, фотографии Стивена с голливудскими знаменитостями, офис, в котором стояла настоящая модель
Куда ни посмотри, повсюду были сувениры кинематографа, но сильнее всего меня поразило, насколько Стивен не был пафосным. Вот он, передо мной, Стивен Спилберг, режиссер четырех из десяти лучших фильмов всех времен, излучает детскую радость и любовь к кинематографу. Ему не терпелось рассказать мне о своей задумке «Людей в черном».
Мы сели у него в офисе. Он подал мне домашний газированный лимонад. Не уверен, пил ли я до этого
— Так почему же ты не хочешь сниматься в моем фильме про инопланетян?
— Да я не то, чтобы
Он чувствовал, что меня одолевают сомнения.
— Тогда объясни мне, в чем проблема. Может быть, мы сможем ее решить.
Я пересказал ему ход своей мысли по поводу сходства с «Плохими парнями» и «Днем независимости» и страха превратиться в «парня из фильмов про инопланетян».
Он внимательно выслушал меня. Сейчас я понимаю, что мастером кино его сделал именно этот набор навыков — он всю жизнь слушает актеров, постановщиков, сценаристов, студийных директоров, продюсеров. Он определяет проблемы, находит решения и синтезирует таланты каждого человека в одно произведение.
Он довольно долго молчал, обдумывая мои слова. Наконец, ответил:
— Хорошо, Уилл. Я тебя прекрасно понимаю.
— Ага, хорошо, я рад… Понимаете, я ведь вас очень уважаю. У меня от этого решения просто мозг болит.
Мы оба посмеялись.
— Тогда не пользуйся для этого решения
Он сказал это в шутку, но у меня в сознании эта фраза прозвенела, как колокол Свободы… который тут же дал трещину.
«Индиана Джонс», «Парк юрского периода», «Близкие контакты третьей степени», «Челюсти», «Цветы лиловые полей», «Список Шиндлера», «Спасти рядового Райана», ну и «Инопланетянин». Я вдруг подумал — если решение о том, снимусь я в этом фильме или нет, за одним из нас, кто же должен его принять?
Мы провели вместе весь день. Я познакомился с режиссером, Барри Зонненфельдом. Мы катались по Хэмптонсу. Побывали в школе, где учатся их дети. Я восторженно засыпал Спилберга вопросами о его рабочем процессе, выборе идей, написании сценариев, о его мнении по поводу историй и персонажей, о том, что делает фильмы хитами, и в чем разница между простыми актерами и кинозвездами. Барри, возможно, самый юморной парень в мире. Его чувство юмора очень острое и многослойное. Мы с ним — полные противоположности, но находимся в идеальной комедийной гармонии. Мы друг друга все время смешили, и мне нравилось его отношение ко мне.
Мне выдали список фильмов, которые я должен посмотреть, и книг, которые я должен прочитать. Так я нашел концептуальную основу, по которой выбирал все последующие фильмы в своей карьере: теорию мономифа или «пути героя», которую описал Джозеф Кэмпбелл в книге «Тысячеликий герой».
Книга «Тысячеликий герой», опубликованная в 1949 году, стала моей второй литературной любовью. Я не преувеличу, если скажу, что поставил на нее всю свою карьеру в кино.
Произведение Джозефа Кэмпбелла описывает структуру, скрытую во всей мировой мифологии, фольклоре и классической литературе. Эта структура использовалась во всех культурах во все времена. Кэмпбелл предполагал, что эти идеи, архетипы и темы настолько глубоко сидят во всех историях потому, что универсальны для всего человечества.