Will You Love Me Tomorrow? (СИ)

"Я что тебе, баба, чтобы кричать?" – сказал Раффаэле, и Тиерсен смутился. У Раффаэле были длинные загорелые ноги с порослью черных волос, непробиваемая стойкость характера и уверенность во всем, что он делал. У Раффаэле были своя банда, волевой итальянский профиль и страстная любовь к французскому коньяку. Раффаэле трахался и убивал молча, с жестким, ублюдочным лицом, и никак не был похож на бабу.

Но и Цицеро тоже. Цицеро просто ничего не знает ни о чем, ничего – о мужчинах, женщинах, гомиках, сексе и истошных криках. Цицеро не умеет себя вести нигде, это самый непосредственный человек из всех, кого Тиерсен знает, и за это Тиерсен тоже ненавидит его.

Тиерсен ненавидит Цицеро так сильно, что по-детски хочет сделать ему больно, сломать пару пальцев или нос. Или хотя бы не растягивать его сейчас, чтобы облегчить это нежеланное и неправильное. Но Тиерсен не причинит Цицеро лишней боли, как и обещал когда-то давно. Тиерсен насиловал его один раз и никогда не повторит этого, как бы зло не горело у него в груди. Пусть горит, пусть перегорает все. Тиерсен загоняет Цицеро пальцы до ладони и старается не думать.

Цицеро гнется под его руками, как Белияал. Как Отдай-Душу-За-Хреновый-Отсос-В-Сортире. Возврат и обмен, разумеется, не осуществляются, даже если семь месяцев думать, что тебе удалось наебать систему.

Тиерсен перестает иметь Цицеро пальцами, когда чувствует, что тот сам раскрывается ему навстречу, и вытаскивает их, обтирая о свитер. И сам свитер стягивает, бросает на крышку унитаза, потому что слишком жарко. Соскользнувшая беретта грохает о пол. Цицеро восторженно выдыхает Тиерсену в руку, жадно и полуслепо от желания оглядывая его потную грудь.

– Сможешь не кричать? – походя спрашивает Тиерсен. Цицеро кивает, и он отнимает ладонь. – Надеюсь, ты не подцепил от нее какой-нибудь заразы? – деловито примеривается, как бы удобнее, даже не думая над возможным ответом.

– Она сорокалетняя кошатница, Тиер, – Цицеро морщит нос.

– О'кей. Тогда держись за плечи, – Тиерсен не предлагает, приказывает, и как только Цицеро хватается – крепко берет его под бедра, одним рывком поднимая и упирая в скрипящую стенку. Жесткая кобура на голени больно царапает под коленом, когда Цицеро сводит ноги. Да, проще было бы нагнуть, но Тиерсен хочет видеть его лицо. – Поможешь?

Цицеро крепче обхватывает его шею одной рукой, второй тянется вниз, нащупывает член – ох-х – открывает, скользит пальцами от смазки – сколько ее, слишком много, даже стыдно, – придерживает, дышит через рот и никак не может попасть. Тиерсен не выдерживает, толкается сам, больше мешая, и это ужасно неловко, и еще больше хочется, хотя и куда больше.

– Х-х-ангх! – Цицеро кричит, хоть и обещал, когда наконец проталкивает в себя головку, и плотнее прижимается к Тиерсену. Жилка у него на шее стремительно бьется, и дыхание жаром жжет плечо. Тиерсен сжимает зубы крепко, чтобы не издать ни звука, но все равно гортанно стонет, проталкиваясь глубже. Сейчас Цицеро даже уже, чем в их первый раз, и еще зажимает Тиерсена крепко с каждым сокращением, и кричит ему в лицо, насаживаясь по подсохшей слюне и смазке сам.

– Заткнись, – выстанывает Тиерсен, держа за скользкие бедра скользкими руками, жестко и коротко вдалбливая Цицеро в ебаную скрипящую стенку. – Заткнись-заткнись-заткнись, – он не знает другого способа закрыть этот распахнутый, кричащий рот и прижимается к нему своим ртом, хотя совсем не хотел этого делать. Но он даже не целует Цицеро, просто зажимает его губы своими, и тот мокро стонет, зажмурившись, повиснув на нем всем телом.

Зажимает туго и по самые яйца, хуже ремешка для часов, которым Тиерсен как-то из любопытства перетягивал свой член, хуже самого тесного отсоса без воздуха. Тиерсен выходит едва на дюйм, тесно вжимая бедра в бедра, и Цицеро согласно стискивает его, будто нарочно заставляя еще больнее засаживать по нежному нутру. Это слишком узко для них обоих, как голыми нервами по голым нервам, но в паху и в сердце ноюще болит от желания соединиться еще плотнее, стереть все в кровь и продолжать двигаться.

Дыхания не хватает, и Тиерсен со стоном-выдохом отрывается от Цицеро, утыкаясь ему в плечо. Но у Цицеро тоже явно нет сил кричать, он только часто-часто дышит, и Тиерсен чувствует животом, какой у него твердый и пульсирующий член. Еще немного, бедра скользят из пальцев, и Цицеро невольно сползает ниже – глубже.

– Тиер-рсен… – он просит неожиданно сипло, сбито, – Тиер-Тиер-Тиер, – как торопливую молитву.