Wolf's mint (СИ)

Мягкий свет свечей, лишь разбавляющий полутьму небольшой комнаты, но не прогоняющий ее до конца, все равно режет глаза, заставляя Петира вновь зажмуриться. Каждая клеточка его тела болит, словно по нему прошелся табун лошадей, всегда пасшийся на лугах, раскинувшихся вдоль одной из рек, которыми так богаты Речные земли. Терпкий запах настоек и трав безошибочно дают ему понять, что он сейчас в башне мейстра. Пересохшие губы кривятся, когда он вспоминает, почему оказался здесь.

Каким же он был глупцом, когда решился рискнуть и пойти против этого северного громилы. Но, видимо все же были правы те, кто говорил, что любовь ослепляет и делает человека безумцем. Он просто не мог принять того, что рядом с его Кет, такой невесомой и изящной, истинной Леди Риверрана, будет этот неотесанный северный волк, который ничего не сможет ей дать взамен. Но даже меч северянина, располосовавший Петира практически пополам, не смог выбить из мальчишки того, что он чувствовал к Кейтилин.

Он практически не помнил того, что происходило потом, после нелепой схватки. Лишь обрывочные воспоминания, словно всполохи неровно горящей возле изголовья его кровати свечи, всплывали в памяти.

Шероховатые руки, покрытые сетью старческих морщинок, меняют повязку, скрывающую его рану. От ткани, пропитанной какой-то мазью, разит так, что мальчишка забывает даже как дышать, чем, судя по всему, до смерти перепугал мейстра.

Но практически сразу руки мейстра сменяются мягкими девичьими ладошками, мягко скользящими вдоль его изуродованной груди. Рыжие кудри, в которых запутался неровный свет свечи, скрывают ее лицо, когда она склоняется к нему, ласково касаясь губами и покрывая поцелуями его лицо.

– Кет… – Петиру кажется, что он кричит, хотя с его губ не слетает ни слова.

Его попытки сложить эти картинки в единое целое прерываются обрывками разговора, которые долетают до него.

– Сколько ему еще нужно, чтобы окончательно стать на ноги? – голос старика Хостера он не спутает ни с одним другим голосом.

Надо же… Талли сам лично пришел поинтересоваться тем, как чувствует себя его воспитанник, который оказался недостойным оказанной ему чести. Губы юного Бейлиша вновь кривятся в едкой усмешке, тонкая корочка, покрывающая их лопается, оставляя во рту металлический привкус сочащейся крови.

Он не слышит, что отвечает мейстер, но следующий вопрос Хостера, прозвучавший, словно гром среди ясного неба, все же помогает Петиру сложить воедино хотя бы несколько кусочков из тех обрывков, которые крутятся в его голове:

– Надеюсь, Лиза больше не появлялась здесь?

Он пытается перевернуться, но ему это не удается, срывая с растрескавшихся губ лишь очередной стон, от чего говорившие замолкают и, судя по шагам, старик Талли, покидает башню, оставляя мейстра наедине с его подопечным.

Лорд Харренхолла щуриться, когда в глаза бьют солнечные лучи, в кои веки проникшие сквозь пелену тяжелых зимних туч за окнами Винтерфелла. Он чувствует, как его сердце все еще бешено колотиться, пытаясь найти нужный ритм после сна. Лиза… Казалось, что все это было совсем недавно.

Но все это практически сразу тает, словно мираж, стоило его руке, мягко коснуться той, которая сейчас безмятежно спала рядом, положив голову на его плечо и опутав своими объятьями. Рыжие волосы, наследие Талли, разметались по белоснежному белью, горели в солнечных лучах. Одного взгляда на лицо Сансы, такое умиротворенное и спокойное, словно не было ничего из того, что уготовила ей судьба, было достаточно, чтобы губы Бейлиша тронула улыбка.

Наверное, впервые за многие годы, именно рядом с ней он чувствует себя живым. Он знает, что им еще многое придется пережить, чтобы заполнить ту пустоту, которая поселилась внутри каждого из них, но теперь он точно знает и другое – теперь она его, а он – ее, и это никому не под силам изменить.

Он плавно скользит пальцами по белоснежной коже на плече Сансы, очерчивает контур ключиц, чувствуя, как ее тело откликается на его прикосновения легкой дрожью. Склоняясь, Бейлиш бережно касается губами ее лба, чтобы тут же потеряться в ее глазах, еще сонных, походивших на речную гладь, поддернутую утренним туманом. Он проводит пальцем по ее губам, еще припухшим после вчерашней ночи, чтобы тут же накрыть их поцелуем, чувствуя, как она тут же откликается на него, все еще застенчиво, неумело.

От прикосновений ее пальчиков, скользящих по его груди, спускавшихся вдоль шрама все ниже, сбивается дыхание, а кровь гулко стучит в висках. Седьмое пекло! Он никогда не думал, что кому-то удастся заполнить ту пустоту, которая уже много лет стала его вторым я, что рядом с кем-то он вновь будет тем Петиром, который, казалось давно уже умер, еще тогда, когда его, еще до конца, не отошедшего от встречи со старковским мечом, отправили в Персты, лелея надежду на то, что больше никогда не услышат о нем. Но у богов, что старых, что новых, было своеобразное чувство юмора.