Еще секунду назад девушке кажется, что все происходящее в главной зале до ужаса реально, но в следующий миг она ощущает, как плеча касаются чьи-то пальцы. Сознание затопляет облегчением, приходящим вместе с осознанием того, что все было сном. Странным до невозможности, быть может, вещим, но сном. Чувствуя, как ресниц касаются такие непривычные для зимы лучи солнца, она едва уловимо улыбается и неосознанно трется щекой о грудь мужчины, чуть смещая голову. Слыша, как бьется его сердце, она чувствует нелепое, неуместное умиротворение. Увиденное во сне никак не идет из головы и единственное, что утешает, так это, что с Бейлишем все в порядке, когда она пробуждается.
Желая продлить хрупкий покой в его объятиях, Сансе хотелось бы еще какое-то время притворяться спящей. Но когда он касается ключиц, тело выдает ее с головой, подрагивая от удовольствия. Еще бы, ведь ей никогда еще не приходилось просыпаться от ласковых прикосновений и поцелуев.
Распахивая ресницы, она встречается с его взглядом своим сонным и замирает, теряется в северных лесах, что затягивают ее. Она полагала, что когда ночь пройдет, и комнаты окажутся освещены дневным светом, наваждение спадет, но как же она ошибалась. Поглаживая его рукой, до этого спокойно лежащей чуть выше живота, девушка приоткрывает губы, стоит ему коснуться их пальцем. Не задумываясь, рыжая податливо льнет ближе и отвечает на поцелуй. Забывая обо всем на свете, она проводит пальцами по груди Бейлиша, вновь мягко касается ими шрама и ведет вдоль него вниз, прослеживая путь до самого пупка. Откуда-то из глубины глупой души в ней просыпается желания навсегда заставить его забыть о той боли, полученной им на той проклятой дуэли. Если бы она могла стереть этот шрам с его тела и его души… Поражаясь своим мыслям, волчица уговаривает себя, что все это из-за непривычного начала утра.
Она со стоном, полным наслаждения, выгибается навстречу губам, прикасающимся к шее. Вопреки логике и неприятным воспоминаниям, практически растворившимся, будто туман после появления солнца, Санса смутно понимает, что ей нравятся следы, оставляемые на нежной коже Пересмешником.
Постепенно за дверью становилось шумно. Большой замок просыпался, вместе с этим слуги, хозяева и гости выходили из комнат. Пару раз девушка отчетливо слышала голоса одичалых снаружи. Пожалуй, им стоило бы показаться на глаза всем остальным, разделив с северянами завтрак. Вот только Лорду Харренхолла явно было наплевать на всех в этом замке, кроме нее. А у Сансы не было ни сил, ни желания противиться его поддразниваниям. Под теплыми волчьими шкурами, в его объятиях было так уютно. Она закусывает нижнюю губу, чтобы не застонать в голос от удовольствия, наполняющего тело, когда он сжимает грудь и начинает играть с возбужденным соском. Сходя с ума по усмешке, вновь воцарившейся на губах Пересмешника, она одновременно прижимается к нему и испуганно задерживает дыхание, опасаясь быть услышанной кем-то по ту сторону двери.
Да только этот страх казался ему смешным. Санса видела это в том, как он проводил языком по своим губам, изучая реакцию ее тела на поддразнивания. Она почти задыхается, от того, что заданный хриплым голосом вопрос попадает точно в цель. Смотря в его глаза своими широко распахнутыми голубыми, она чувствует, как между ног становится влажно. Слова застревают в горле комом, так как признаться выше ее сил. Да и что сказать? Что она хотела, чтобы он поимел ее в тот самый момент, когда пришел в выделенную для нее комнату в Олином Гнезде? Чтобы вместо вопросов о том, почему она выгородила его, занялся с ней сексом на той самой жесткой узкой кровати? Неужели тогда для него было столь очевидно ее желание? Невинная девочка, впечатленная страстными криками тетушки. Конечно же, она хотела, чтобы ее покровитель, ради которого она лгала перед Лордами Долины, поблагодарил ее.
Синеглазой начинает казаться, что Бейлиш мог что-то подмешать ей в еду или вино, когда она тает, ощущая вырисовываемые на теле узоры. Её сознание будто заволакивает туманом, когда она подрагивает, отчаянно кусая губы. Лучше она прокусит их до крови, чем закричит от того, насколько невыносимо хорошо становится от умелых ласк. Санса слабее этого, потому что, сдаваясь, она закрывает глаза и подается бедрами навстречу пальцам Бейлиша, ощутившим какой мокрой она стала для него.
Цепляясь пальцами за его плечо, ей хочется закричать, признавая правоту его слов. Хочется подтвердить каждое из них, хныкая от яркого удовольствия, когда он вводит умелые пальцы в лоно. Всхлипывая, она поводит бедрами, с наслаждением чувствуя их глубже, когда он мучительно медленно и томительно сладко двигал ими внутри в выверенном ритме. Если бы не идиотская Старковская гордость, она бы умоляла его не останавливаться. Если бы не воспитание, она бы стонала о том, насколько сильно ей нравится чувствовать, как он трахает ее пальцами, подготавливая и растягивая для своего члена.