Раныль будто удивляется, хлопает ресницами и комично округляет рот. А потом догадывается и улыбается.
– Так ты из-за неё этот спектакль устроил?
– Ты не понимаешь, что это значит, - Чонин качает головой и пытается отстраниться.
– Не понимаю, - соглашается Раныль, – Но мне и не надо понимать. Она на меня не действует, - и прикусывает губу в попытке удержать улыбку.
Чонин каменеет.
– Что ты имеешь ввиду?
– Я говорю, что ваша хвалёная Метка не действует. Она не заставляет меня в тебя влюбиться – вот, что я говорю.
Чонин выдыхает и всё ещё смотрит недоверчиво. Он никогда не видел Меченого человека и не имеет понятия, как с ними обращаться. Ещё более непонятней, откуда она это знает?
И, словно прочитав его мысли, она объясняет:
– Твоя мама много говорила со мной, пытаясь пробудить, пока ухаживала за мной.
И пожимает плечами.
– Ничто, в принципе, не может заставить меня в тебя влюбиться насильно, Чонин. Уже не может, - качает она головой. А потом делает то, чего Чонин боялся хотел больше всего.
Подсаживается ближе.
Кладёт свою совсем-совсем холодную ладонь поверх его, в противовес, горячей, что простыне под ней в пору бы загореться.
А потом смотрит так призывно-отчаянно, что Чонин понимает дальше всё сам.
Он бережно, словно она может сломаться из-за любого нелепого движения, кладёт её руки себе на плечи, притягивает к себе за талию, так чтобы она удобно умостилась у него на коленях и зарывается носом ей в шею. На инстинктивном уровне безошибочно находит поставленную собой метку и прижимается к ней горящими губами. Раныль тяжело выдыхает и крепче хватается за его плечи.
– Прости меня.
– Тш-ш-ш. Ты не сделал ничего плохого. Ты спас меня. Нас всех.
Чонин издает нервный смешок, ни разу с ней не соглашаясь.
– Хватит себя винить. Имей ввиду, мы теперь связаны намного крепче, чем ты думаешь. Всё, что чувствуешь ты, передаётся и мне. И прямо сейчас мне больно.
Она сжимает своими ладошками его лицо и ловит надломленный взгляд карих глаз. Чонин слушает её слова, пытается их принять и старается думать меньше, на самом деле. Поворачивает голову вправо и целует её ладонь.
– Хорошо.
А потом притягивает к себе и целует. У Раныль разом отнимается воздух из груди, взрывается целая вселенная внутри и это неконтролируемое желание целовать Чонина вечность…
У неё холодные ладони, но горячие губы и тёплый язык. Чонин сжимает девушку в руках сильнее, чем следовало бы, и он потом обязательно попросит у неё прощения за эту грубость, но сейчас он просто не в состоянии выпустить девичье тело из кольца своих рук, отпустить её губы. Но Раныль, его девочка, льнёт ближе, просит больше, и сил терпеть, если честно, больше нет.
Чонин ждал слишком долго. Раныль, кажется, ждала не меньше.
– Каким надо быть придурком, чтобы лишать себя этого так долго, - хрипит Чонин между поцелуями, а Раныль улыбается бесконечно счастливо и лишь пожимает плечами.
Действительно, каким же?
========== XV ==========
***Раныль чувствует себя хорошо. Для человека, который много ни мало пережил почти смерть, она чувствует себя прекрасно.
Внизу бабушка готовит завтрак и делает всё в тишине. Девушка лежит на своей кровати и улыбается сквозь слёзы, представляя, как та старается издавать как можно меньше шума, чтобы дать внучке поспать дольше. Раныль пытается улыбнуться своим мыслям, хотя больше всего ей хочется сейчас броситься к ней и обнять.
***На следующее утро после её пробуждения в доме Чонина бабушка увезла её домой, но не проронила с тех пор ни слова. Она была как обычно заботлива – приносила еду в кровать, взбивала подушку – но не разговаривает с Раныль все три дня.
Хан прекрасно понимала, что бабушка винит себя в приключившемся с ней, презирала Метку и, кажется, теперь и себя. Девушка слышала редкие всхлипы по ту стену комнаты, бабушкины тихие шаги, пролёгшие синяки под её глазами и ей самой становилось плохо каждый раз.
Почему все вокруг винят себя, когда ничьей вины нет и не было?!
– Бабушка, поговори со мной.
Госпожа Хан вздрагивает от хриплого голоса внучки и оборачивается. Раныль определённо стало лучше, она, как и всегда, одета в свою привычную домашнюю одежду и стоит на пороге кухни. Будто ничего и не было.
Лишь пятно на её плече заставляет возвратиться в реальность.
– Ты ещё слаба, возвращайся в постель, - вздыхает госпожа Хан.
– Бабушка, я хочу, чтобы ты прекратила винить себя и поговорила со мной. Пожалуйста, - Раныль делает шаг вперёд, не осмеливаясь на второй.
– Ты чуть было не умерла, - говорит бабушка, – Я ведь так просила тебя слушаться меня. И ты чуть не умерла, - у неё ломается голос и она оседает на близстоящий стул.
– Но со мной ведь всё в порядке сейчас, бабушка, взгляни на меня. Я жива и всё со мной хорошо.
Родственница впивается во внучку уставшим взглядом.
– Она всё время твердила то же самое, - и улыбается грустно.
– Кто? – не понимает девушка.
– Ханыль, - вздыхает бабушка, – Твоя тётя. Моя дочь.
– Но… при чём тут она?
– Она была связана с оборотнем так же, как и ты, - говорит она, – Они хотела вместе бежать, но их поймали и убили. Оборотни загрызли мою дочь.