У входа в столовую стоит раскрасневшаяся Раныль и, судя по мечущемуся взгляду, ищет она именно их столик. А когда находит, то тут же срывается с места.
— Слышали новость? Говорят, у вас в школе новенькая, — сверкает она глазами, — Прямо из Сеула.
Первой подрывается Тэрим, что лезет к подруге с самыми крепкими объятиями и топит ту в своих слезах. Остальные ребята улюлюкают и выказывают приветствие, обнимая одноклассницу по очереди.
Чонин, кажется, не дышал с момента появления Хан в поле его зрения. Он на негнущихся ногах подходит к ней вплотную, позволяя себе подышать ею совсем чуть-чуть.
— Ты говорил мне попробовать жить, как нормальные люди, — задыхается Раныль, заламывая пальцы, — Говорил, вдруг понравится. Так вот, не нравится. Совсем.
Чонин хрипло смеется ей в ухо и смело притягивает её за талию к себе.
Чтобы ещё ближе.
Чтобы дышать и задыхаться ею.
Пока можно.
Пока не отобрали.
Хотя.
Хрена с два он теперь её отпустит. Он честно дал ей выбор, который она сделала. И, видит бог, он не позволит ей теперь уйти. Только не после того, как его выгибало и выворачивало за двоих, недвусмысленно давая понять, что скучает тут не он один.
— Иди ко мне.
Чонин целует её нетерпеливо, глубоко и с нажимом. Прямо так — при всех, в полной учеников школьной столовой, что вообще-то запрещено. Чунмён на правах президента школы вполне может отчитать их, как несмышленых детей.
Раныль слышит мысли парня и улыбается в поцелуй.
«Он не посмеет» говорит она.
«Мы заслужили» говорит.
Чонину будто раскрыли второе дыхание — у него кружит голову от той, что в его руках; той, что льнёт ближе, и, кажется, любит не меньше.
У Раныль перехватывает дыхание от услышанного.
Чонин любит и скрывать этого больше не намерен.
Bonus
Раныль сидит к нему вполоборота и с очень важным видом печатает что-то в своём ноутбуке. Она только из душа — волосы всё ещё мокрые. Её грудь равномерно двигается в такт её дыханию, а запах геля для душа заполняет всю небольшую комнату.
Она раздражённо откидывает мешающую прядь волос и смешно хмурит брови, находя несостыковки в своём идеальном докладе. Кусает большой палец и, кажется, действительно расстраивается.
Чонин глядит на всю эту картину с ленивой улыбкой, совершенно не планируя двигаться с места. Но желание быть ближе слишком велико.
Раныль с головой уходит в свою курсовую работу, совершенно забывая, что её парень вообще-то сейчас сидит в её комнате в общежитии. Разумеется, перелазев через окно. Благо, соседка где-то пропадает.
И вполне естественно вздрагивает, когда чувствует тыкнувшийся в шею нос.
— Ты чего? — Раныль не в силах сдержать внутренний писк, просто смотря на такого Чонина — мягкого, податливого и разнеженного дневным солнцем. Кто бы знал, что он может становиться вмиг пугающе холодным. Но у Раныль, вроде как, привилегия — его девушка, как-никак.
Чонин ничего не отвечает и просто целует, за секунду опрокидывая девушку на кровать. Она смеется, посылая вибрации смеха Чонину в губы. Он улыбается тоже, одной рукой упираясь в мягкую кровать, второй прижимая Раныль к себе.
Затем со знанием дела зацеловывает открытую для него шею, когда Раныль откидывает голову назад и закатывает от удовольствия глаза, прося больше. Чонин едва ли не воет от представшим перед ним видом и глухо рычит.
Раныль зарывается пальцами в мягкие волосы, приглаживает. Тычется губами, куда дотянется, и шепчет успокаивающее:
— Т-ш-ш.
Хватается за его сильные плечи и стыдливо прячет пылающее лицо в сгибе его локтя — Чонина, в самом деле, забавляет её реакция. Будто не сама распаляла его с каждым действием всё больше.
— Чонин? — зовёт она его. Ему на секунду кажется, что послышалось, настолько тихо это звучало.
— Чонин? — повторяет она.
Ким с трудом отрывается от своего занятия и смотрит в горящие глаза напротив. Он так любит в них тонуть, без единого желания сопротивляться. Раныль теперь только его и его, и об этом скажет не только Метка, красующаяся на девичьем предплечье. Об этом скажут его собственнически сжимающие хрупкое тело руки, и отстукивающее барабанной дробью сердце.
Она тянет свою руку к его лицу и смотрит с поглощающим всё её нутро обожанием и преданностью, что Чонину хочется позорно заскулить и псом валяться у её ног; только ей и для неё.
И Чонин целует её отчаянно. Кладёт девичью ладонь себе на сердце, говорит «слышишь, как оно бьётся?».
Говорит «теперь оно твоё, делай с ним, что хочешь».
А Раныль понимает всё, жмётся ближе и обещает беречь.
Стены академии нагоняли грусти. Внутри было холодно находиться даже в самый жаркий день, из окна открывался замечательный вид на искусно выращенный и ухоженный сад, правда, всё впечатление портили держащиеся на добром слове окна, шатающиеся от маленького дуновения ветра. Самое уютное место, названное старшекурсницами, по мнению самой Тэрим, напоминало скорее место для моральных пыток.
А ещё эти кричащие цвета ковров и мебели…