«Пытаться понять смысл жизни – это как собирать мебель из ИКЕА, когда вы убеждены, что какая-то деталь отсутствует или вам не дали правильную инструкцию по сборке. А в реальности проблема состоит в том, что вы пытаетесь собрать шкаф «Мерокер», в то время как у вас набор к стеллажу «Билла» с тремя полками. Чего-то не хватает только потому, что вы ожидаете гораздо большего».
Томас Карлейль, Артур Шопенгауэр и Серен Кьеркегор запустили современный квест по поиску смысла жизни в Западном мире, но объединял их все же немецкий романтизм. Карлейль перевел на английский многих немецких романтиков, а также написал «Жизнеописание Фридриха Шиллера» – книгу об одном из ведущих немецких поэтов второй половины XVIII века. Шопенгауэр был знаком со многими работами своих немцев-соотечественников, и в какой-то мере его пессимистическая философия стала реакцией на них. Он отваживался на такие интеллектуальные умозаключения, на которые романтики не рискнули бы. Кьеркегор переехал в Берлин, чтобы послушать лекции Фридриха Шеллинга – еще одного немецкого романтика, и написал большую часть своего первого экзистенциального трактата «Или-или» именно там. Исторические исследования в отношении общего интеллектуального багажа этих трех личностей приводят нас к вопросу: было ли нечто такое в немецком идеализме, что посеяло семена того экзистенциального кризиса, который коснулся каждого из этих троих?
Одной из центральных фигур раннего немецкого романтизма был поэт по имени Георг Филипп Фридрих фон Гарденберг, больше известный как Новалис; любовь всей его жизни – Софи фон Кюн – умерла вскоре после их помолвки, до того как они успели пожениться. Новалис был охвачен любовью и горем, полон идеалистических видений своей любви и жизни, и все это он воплощал в поэмах и в других своих произведениях, пока не умер от туберкулеза в возрасте двадцати восьми лет. Как непосредственная реакция на то, что рационалистическое мировоззрение все сильнее захватывало Европу, стремительно секуляризируя все духовное и святое, немецкий романтизм перенес фокус вовнутрь: теперь вся околдованность должна была идти изнутри. Новалис и его единомышленники поэты-философы подняли знамя человеческих эмоций, возводя их практически в статус священных. Они прославляли любовь и подлинность чувств и верили, что именно они должны править нашей жизнью.
В наше время, когда друг или любимый человек находится в ситуации, когда ему или ей нужно принять важное решение, мы обычно говорим: «Слушай свое сердце». Этот совет фактически был изобретен романтиками. До появления романтиков чувства в основном держали в узде: нужно было игнорировать голос сердца и выполнять свой долг. Но для романтиков следовать за своим сердцем было не столько простой сентиментальностью, сколько прямой установкой: романтики смело пренебрегали социальными нормами, родительскими ожиданиями, рациональными советами и иными ограничениями на пути к исполнению зова своего сердца. Образ абсолютного героя представлял собой поэта, находящегося в ловушке неразделенной любви, совершенно чуждого жизненного практицизма и общественных норм, предпочтительно преждевременно умирающего, поскольку его хрупкое тело или сердце предает его. Он знает, что ему никогда не снискать любви предмета своей страсти (или же, как в случае Новалиса, он его трагически теряет), но он остается верным своей любви и с помощью поэзии выражает свои чувства.
Таким образом, романтизм подарил миру идею, которая с тех пор успешно тиражируется через голливудскую кинопродукцию и бесчисленные песни различных поп-исполнителей: любовь должна быть чувством «через край», когда все летит кувырком. Настоящая любовь ждет тебя где-то там, и когда ты встретишь его/ее, это будет любовь с первого взгляда, ты сразу узнаешь, что «он – твой избранник»/ «она – твоя суженая», и с тех пор вы будете вместе навсегда. Романтизм дал дорогу несбыточным ожиданиям от любви, которые стали «просто несчастьем для наших отношений» и «оказали разрушительный эффект на способность рядовых людей иметь счастливую эмоциональную жизнь»[128]
, как писал об этом философ Ален де Боттон, он также трансформировал идеал в императив: «ты никогда не должен соглашаться на меньшее». Это утверждение хорошо звучит, но редко срабатывает в реальности, когда нужно принимать в расчет мириады сложных эмоциональных элементов, составляющих романтические отношения, не говоря уже о прозаических проблемах совместного проживания.