XVII. Грязь, кровь и вино!

Первый выпад прошел, Граф выронил дагу, но второй успел отбить, схватил скрестившиеся клинки рукой в перчатке, пнул меня коленом и прижал к бочкам.

— Ты уже мертв, херувимчик... — хрипел он, кривя бледные губы.

— Иди ты на хер... — я изловчился и пырнул его шипом перекрестья гарды своей шпаги.

Граненый шип распорол убийце щеку, он отпрянул, споткнулся об труп женщины и сел на задницу, выронив шпагу.

Но добить я его не успел, во дворик ворвались несколько яростно вопивших горожан, вооруженных палками и дубинами.

— Бей, круши!

— Смерть, убийце!

— Это он!

— Коли, дядюшка Планшет!

Базен де Барруа с распоротой рожей сидел, я стоял с клинком в руке, соответственно гребанные горожане сразу приняли за убийцу меня.

На плечо обрушилась палка, мощный и умелый тычок слегой в грудь отбросил меня назад к бочкам.

Шпага против дубин не пляшет, помните? К тому же, мне претило убивать дурней.

— Идиоты, вашу мать! Это не я! Держите его... — пытался я образумить буржуа, но меня никто не слушал.

Пнул одного, ударом гарды отбросил другого, но какой-то паренек нырнул вниз и схватил меня за ноги. Второй пейзанин прижал руку со шпагой к бочке ухватом.

Плешивый старичок с кровожадным выражением на морде занес двузубые вилы.

Неожиданно бабахнул выстрел, горожане отпрянули.

На сцене появился Саншо, с дымящимся пистолем в одной руке и тесаком во второй.

Выглядел баск жутковато, со лба на левый глаз свисал содранный клок кожи, а правая скула бугрилась фиолетовой опухолью.

— Назад, ублюдки! — он подбежал и стал передо мной. — Первый кто сунется — умрет! Назад, сказал, паршивые собаки!

Горожане отпрянули и начали перестраиваться. Отступать они даже не подумали.

Я пинком отбросил мальчишку так и державшего меня за ноги, повел взглядом, но гребаного Графа уже не увидел, судя по всему, он воспользовался суматохой и сбежал.

— Блядь... — от злости, я чуть не начал убивать городских идиотов. Но их спасло очередное чудо, в события неожиданно вмешались городские стражники. Во двор ворвалось несколько солдат с алебардами и горожан сразу оттеснили.

К счастью, они уже откуда-то знали, что я не преступник.

— Ваша милость! — сержант коротко поклонился мне. — Идите, дальше мы справимся сами. Задержанный на соседней улице под охраной.

Я прикинул, что Графа уже догонять бесполезно и снова выругался на родном и могучем.

— Твою же мать перемать наперекосяк через дышло, пиздопроебину блядскую! Ну какого же хера, так не везет?

— Ваша милость? — Саншо на меня недоуменно покосился. — Звучит красиво, но на каком это языке? И как переводится?

— На китайском, — коротко сообщил я. — Переводится просто и коротко: я возмущен!

— Какой замысловатый и красивый язык, — баск уважительно покивал. — И где вы ему научились?

Я его одернул:

— Меньше болтай. Где второй? И кто тебя так отделал?

— Так он же... — Саншо смущенной скривился. — Крепкий оказался, сраный еретик. Но подмогли парни Мигеля. Они помогли скрутить и стражу позвали. Идемте...

Рыжий крепыш действительно оказался на соседней улице под охраной двух солдат. Он лежал мордой вниз со скрученными в локтях руками и приглушенно молился. Вокруг толпилось несколько зевак, но, к счастью, они не возмущались беспределом городской стражи.

— Куда его, ваша милость? — длинный стражник с алебардой пнул пленного. — Заткнись, скотина. Молится и молится, небось точно еретик...

— Карету организуй... — я выудил в кошеле лиард и бросил ему. — Живо...

Солдат убежал, а я присел рядом с рыжим и перевернул его на спину.

— Кто такой? Назовись...

Пленный зло прохрипел, пуская кровавые пузыри:

— Будь ты проклят, тварь католическая!

Я слегка охренел.

— Гугенот? * Вот те раз...

гугеноты — название с XVI века французских протестантов-кальвинистов.Происходит от франко-швейцарского термина eyguenot, обозначавшего члена женевского протестантского союза против герцога Савойского.

Ничего больше прояснить на месте не удалось, пленный наотрез отказывался отвечать.

С каретой не сложилось, к городскому прево рыжего повезли на обычной повозке-двуколке. А уже оттуда перебазировали в ту самую пытошную, где в свое время гостил я. Очень скоро в Бастилию прибыл и сам отец Жозеф.

— Вы целы, сын мой? — он заботливо поправил на мне воротник.

Плечо сильно болело, клятый пейзанин мне чуть его не раздробил своей дубиной, но признаваться я не стал. Вместо этого поклонился и быстро изложил случившееся.

— Цел, падре. Все так и случилось, святой отец. Увы, Барруа задержать не удалось, несмотря на все мои усилия. Он был уже в моих руках, но чернь все спутала.

Думал, что святой отец выразит свое недовольство, но обошлось.

— Вы сделали все, что могли, — коротко резюмировал доминиканец.

— Они откуда-то убегали и наткнулись на нас случайно. Не исключаю, что...

— Нам кое-что известно, — мягко прервал меня монах. — Они вырезали целую семью. А после того, устроили засаду на неких людей, но потерпели неудачу и отступили. Но, думаю, скоро мы узнаем больше. Вы желаете присутствовать при допросе?