Трикстер захлебывается смехом и обвисает в руках брата. Голова откидывается, он бессознательно подставляет губы… И чувствует язык Тора. Ласковый, мягкий… Гладит… И Локи отпускает себя, проваливаясь во тьму. Сознание оставляет его легко, просто уходит и все…
Глава 11. "После бала".
Бог Грома никогда не слышал, чтобы вот так смеялись. Истерично, захлебываясь слезами. Ни с того ни с сего. Это было страшно.
В глазах Локи плескалось безумие, настоящее темное безумие. Захлестывающее, заразное. Ведущее в бездну.
И Тор сделал единственное, что пришло в голову. Прижался к его губам, с которых срывался болезненный хохот.
Он целовал младшего еще долго. Даже после того, как сознание оставило трикстера. Понимая, что это неправильно, и даже отвратительно. Но оторваться от губ брата не мог.
Когда Локи очнется – Тор не сможет прикоснуться к нему так. И поэтому сейчас он отчаянно терзал холодные неподвижные губы. Целовал подбородок, виски, закрытые глаза, синяки под ними, а потом снова возвращался к губам. От мага слегка пахло вином и кровью. И Тор упивался этим запахом, впитывал его…
Руки бродят по тонкому телу, изучая изгибы, неровности одежды. Ладонь соскальзывает под ткань, прикасаясь к невозможно гладкой холодной коже. В голове набатом стучит кровь, будто гремит оркестр, играя жуткую симфонию, все тело напряжено, возбуждение вытесняет разум.
Губы скользят по тонкой шее, впадинка за ухом… Там маленький старый шрам. Это Тор ударил брата, рассек кожу…
Бог Грома чувствует, как растет болезненное возбуждение, хотя, казалось, что больше уже некуда. Между ног горит, пульсирует, причиняя сладкую боль.
И Тору кажется, что Локи выгибается под ним, отвечает. Что в его глазах не боль, не пустота, а страсть. Яркая, всепоглощающая…
И внезапно, без предупреждения, мир вокруг взрывается, разлетается на осколки… Тор кончает прямо в штаны, без прикосновений, просто от зашкаливающего возбуждения.
Боги! Он буквально отпрыгивает от брата и тяжело дыша, смотрит на неподвижное хрупкое тело. Черные волосы разметались по полу, на лице и шее яркие следы, припухшие губы чуть приоткрыты, худые руки безвольно раскинуты…
– Что же я творю?! – шокировано шепчет Громовержец, – Что я творю?
На штанах расползается мокрое пятно.
«Слава всем Богам, что он не очнулся, – мелькает мысль, – иначе…»
Тор медленно подходит к брату и подхватывает на руки. Голова Локи откидывается, открывая всю картину засосов на шее. Они яркие, почти ранки. Бог Грома с ужасом думает о том, что будет, когда трикстер очнется… Как он мог поступить так со своим младшим братом? Как он смог так поступить?
Он этого хотел… Хотел с того момента, как увидел его у колонны. Тор осознает это так четко, что становится страшно.
Дверь в комнату брата не просто закрыта, но и запечатана заклинанием. Отнести трикстера в свою комнату? Понравится ли ему это? В совокупности с этими отметинами…
Но другого выхода нет. И Тор тяжело шагает к своим покоям.
Эта спальня разительно отличается от комнаты трикстера. Много света, пространства, большие окна, широкая постель в центре.
Громовержец осторожно перекладывает мага на кровать и присаживается рядом. Брата нужно освободить от одежды.
Тор стягивает с ног брата сапоги, и с удивлением вертит в пальцах узкий кинжал. Зачем он прихватил его на праздник? Пальцы путаются в ремешках, застежках… Наконец, с ними покончено и остаются только штаны. Их трогать Бог Грома не решается и, переложив брата поудобней, накрывает одеялом.
Голова Локи утопает в подушках и из-за этого брат кажется каким-то... хрупким, ранимым. Тор ложится рядом и прикрывает глаза. Сегодня он позволит себе думать, что Локи хотел того, что делал Тор.
***