Тогда она прервала его: — О, отвали, Маурицио. Ты лишил меня всего, и даже в день похорон моего мужа, ты должен был подосрать мне феерически, правда? Чтож, ты прав, Лука мёртв, мой бизнес в твоих грязных руках, могу ли я теперь вздохнуть спокойно, а? Это твоя последняя попытка сломить меня?
Теперь он качал головой, глядя на неё с хладнокровной улыбкой.
— Поставь подписи прежде, чем я почувствую удовлетворение.
Маурицио вынул из кармана пиджака ручку и протянул Саре. Она, не колеблясь, переняла её и, провернув, уставилась на разложенные страницы договора передачи владений.
— Глупая английская сучка. Ты думала можешь приехать сюда, устанавливать здесь свои права, вертеть власть, устоявшуюся столетиями только потому, что кому-то из мафиози нравилось вертеть тебя на своём пенисе?
Маурицио злорадно усмехнулся.
— Где ставить подписи? — спросила Сара, — Здесь или вот здесь? — водя краем ручки по тексту.
Маурицио глянул на бумаги и пальцем ткнул туда, где должна стоять метка Сары Чангретты. Девушка сипло шмыгнула носом и, собрав достаточно гортанной слюны, смачно сплюнула на договор, как истинный курильщик, с резким выдохом, оставляя ровное, прозрачное пятно.
Маурицио схватил её и сжал запястье, но он приложил все силы, чтобы не оставить синяков от пальцев. Сара улыбнулась этой мысли — в сердцах он боялся её.
— Ты ещё пожалеешь, запомни это, cara.
Спотыкаясь, на дрожащих ногах Сара побрела к дому по подстриженной лужайке. Войдя в особняк, она выпила целый бокал джина на глазах у Одри и её болтливого женского движения, и побрела в свою комнату. В конце концов её разморило, и она уснула на супружеской кровати, прижимая к влажному лицу рубашку Луки.
Комментарий к 2.5.
*Левира́т — брачный обычай, по которому вдова была обязана или имела право вступить вторично в брак только с ближайшими родственниками своего умершего мужа, в первую очередь — с его братьями.
========== 2.6. ==========
Комментарий к 2.6.
Спасибо padre chesare ❤️ и читателям 💙
***
Июль
Сара щёлкнула языком. Серафино схватил Роберто Паренте за волосы и притянул к лицу женщины. Она подняла усталые глаза и всмотрелась в окровавленное лицо мужчины.
— Ты, кажется, не понял. Я спросила тебя, мерзавец, кто был с тобой в тот день, когда погиб Лука?
Сара была не в себе, сжимая челюсть мужчины, заострив черты. Все родные, а также знакомые видели, что она изменилась до неузнаваемости, как внешне, так и внутренне. Прежние платья болтались на её исхудалом теле, и многие называли Сару «английской стручковой фасолью». Высокая и худая, она теперь походила на манекенщицу.
Сара улыбалась назло всем, но в глубине души понимала, какой дорогой ценой она заплатила за свое похудание.
Роберто, повисший и обречённый не мог вымолвить и слова. Даже если бы и мог, то не не стал бы.
Что она хотела услышать от него, эта Сара? Что он, как и многие другие знает о том, что её близнецы — дети вовсе не Луки, а безжалостного еврейского гангстера? Что мистер Чангретта умер со осознаем этого горького факта? Или как сам Роберто еле унёс ноги из того заклятого паба?
Сара чертыхнулась, понимая, что с Роберто перестарались.
Как-то сидя у себя в спальне, Сара смотрела в окно и наблюдая, как близнецы играют во дворике с Маттео в футбол, размышляла о том, как прекрасно было бы отомстить за мужа. Она с тоской вспоминала то прекрасное и спокойное время, в котором был Лука. Пусть она не любила его, но пятилетнюю привязанность выдирать с корнями было гораздо больнее.
Профиль Сары, сидевшей у окна, словно сосредоточил в себе всю глубину происшедших в ней перемен: ее нос приобрел более резкие очертания, скулы казались выточенными из слоновой кости. Голубые глаза запали. Раньше, пользуясь кремами для лица и рук, Сара не понимала, что и без них хороша. Она не прочь была повертеться перед зеркалом, но никогда не придавала особого значения своей внешности.
После смерти мужа прежняя Сара Чангретта как бы перестала существовать. Характер её стал безжалостным, взгляды на жизнь категоричными.
Её теперь можно было сравнить с раковиной — очень красивой снаружи, ледяной на ощупь и пустой внутри. Она была ко всему безразличной до того дня, когда в голове у неё созрел некий план. Это также можно было назвать навязчивой идеей, или постстрессовым синдром.
— М…м-м… — стал издавать звуки Роберто, но у него не получилось собрать имя. — Ма…м-ма…
— Он мычит как ебучая корова.
Сара хмыкнула: — Ладно, оставь его, черт бы с ним. У этого ублюдка трое детей.— покидая подвальное помещение залитое кровью в разворованной винокурне Луки. —Приберись здесь, будь добр.
Выйдя на улицу, Сара выхватила из портсигара папиросу и, взяв в губы, клацнула зажигалкой. Долгожданная затяжка показалась ей чем-то прогорклым, а сам запах дыма — извращенным.