You love me anyway (SORORATE) (СИ)

— Потому и продал дочь за десять тысяч фунтов, — Томас следил за мимикой лица Соломонса. — Это покрыло все его долги по заведениям. А на сдачу он свозит жёнушку к морю.

Алфи невидящими глазами смотрел на Томаса и лицо его потемнело от бешенства. Было видно, что Шелби осуждал Сабини. Алфи, откинувшись на спинку кресла, понимал, что он поступил как законченный ублюдок, как Дарби. Внезапная слабость, некий паралич пронзил его и он не мог пошевелиться, уткнув дезориентированный взгляд куда-то в сторону.

— Я продал её за три тысячи штук, однако, — процедил Алфи и взор его был пустым, одновременно смеющимся от осознания своего действа. - Можешь себе представить?

Его губы скривились в ухмылке от потрясения, чуть кривоватые зубы виднелись из-под усов и бороды, а уголки серых глаз сузились. Любой другой мог подумать, что вся трагичность Соломонса заключена в проигрыше, в выгоде, которую он упустил.

За те несколько лет, что они были вместе с Сарой, Алфи настолько привык к ней. Ее мягкая улыбка, преданные глаза, ямочки на щеках, длинные ноги и совершенно невероятные бёдра, обрамленные округлыми ягодицами…

Алфи вполне отдавал себе отчёт о величине ошибки, которую допустил, сам того не осознавая, насколько сильна была эта любовь. Весь день после визита Луки и до прихода Сары кто-то внутри нашёптывал ему, что люби он Сару по-настоящему, послал бы к черту Луку, прикончил бы его прям там, в своём кабинете. Он правда не хотел отпускать девчонку, но ему не хватило сердечного бескорыстия, чтобы отказаться от сделки.

Значит, он недостаточно её любил? Или дело было в его противостоянии браку?

Том сбросил пепел и осторожно посмотрел на Алфи. На секунду ему показалось, что тот умер с разрывом шаблона в лице. Алфи не моргал, даже не делал вдохи, только смотрел куда-то и ухмылялся.

— Мистер Соломонс, — проговорил Том. — Нам надо что-то решать с этим.

Алфи среагировал не сразу. После третьей попытки Шелби достучаться до него, Соломонс перевёл взор на Томаса. Он вернулся в паб и резко поддался вперёд. Оживившись, он плеснул себе ещё джина.

Сейчас Алфи хотелось напиться и движимый желанием, он налил себе изрядную порцию алкоголя. Он глотнул джина, с наслаждением ощущая, как жжёт его горло, как больно дерёт связки.

Всю жизнь он страстно мечтал выбраться из нищеты, почувствовать вес денег. Переехать с бедной улочки на престижную улицу в родном Камдене. Долго и упорно трудился, рисковал собой, стремясь к достижению цели. Но в один из дней оказался вынужден выбирать между бизнесом и женщиной, и вторая проиграла. Алфи не мог себе в этом признаться.

Соломонс всё свалил на нечто иное, более глубокое, связанное с женщинами и их физическими особенностями, от которых они гибли, как тараканы.

— Я поясню, так? Ты можешь себе представить, цыган, чтобы я продал женщину, как ебучую лошадку для случки, да? — спросил Алфи, дополнив вопрос жестом руки.

Шелби сделал затяжку, когда Алфи уставился на него. Томас привык, что Соломонс никогда не пойдёт прямо со своей мыслью, а будет извиваться ещё добрых полчаса.

— Ты же разбираешься в лошадях, тебе должна быть близка эта тема, ведь так?

Том раздраженно вздохнул:

— Нет, Алфи. В вас это не заложено. Что касается чести женщин, я думаю, вы порядочны. А лошади… — потушил он окурок. — Они лишь лошади, принимающие нужную стойку.

— Ты же не хочешь прогнуть зад под каких-то пизданутых макаронников, таки?! — прошипел Соломон, исподлобья зыркнув на Тома, и как с цепи сорвался. — Или тогда и твою сестру или тетушку купят, как блядскую кобылу на ссаном рынке! Вогнут в сраную стойку и преподнесут какому-нибудь итальянскому ублюдку! И клейма не ставь!

Том поджал губы.

— Вы правы, Алфи, не хочу, — делая глоток виски, отрицательно покачал головой. — Только стельная кобыла и кляча вряд-ли им понадобятся, — парировал он. — А вот молодая лошадь для ожеребения — другое дело.

Соломонс мгновенно высвободил из-за пазухи пистолет и уставил его на Шелби.

— Истина — очень ебливая штучка, и очень часто она заводится тогда, когда ты уже навёл концы.

Сидящие неподалеку от них шестёрки встрепенулись. Отчаяние и гордость управляли Алфи в этот момент, поблескивая в глазах несчастным мерцание. Законы мафии немного отличались от конституции. В бандитской среде было принято отвечать за поступки родственников и не трогать «своих» даже на словах.

Том поднял голову и напряг брови. Он был спокоен, как покойник, никогда не волнуясь.

— И ты уже, ёб тебя в рот, об этом знаешь, да? — спросил Соломонс, взводя оружие.

Томас сухо кивнул:

— И я, — вынимая из пачки вторую сигарету, сомкнув её губами. — Поражает, что ты, — указал он на Соломонса сигаретой. — Зная это, всё ещё сидишь здесь.

— Что я по-твоему должен делать, Томми, сучонок, ты, эдакий? — взмолился еврей, поиграв плечами, роняя на стол пистолет, поднимая шум.— Что я, блять, по-твоему должен делать? Начать войну, а? — рычал он, — Отвечай!