Он лишь качает головой и улыбается. Сжимает ладонями ее лицо, чуть сильнее, чем следует, грубовато, так, как он умеет, а потом целует. Кристина вздрагивает, ошалело распахивая глаза, так, что зрачок перекрывает радужку. Эрик же вторгается в ее рот своим языком, сосет и лижет, въедается, кажется, желая затолкнуть язык ей в горло, так глубоко, так горячо, так нужно. Просто, мать вашу, нужно.
Я хочу тебя.
Слова бьются, гуляют по ротовой полости, отскакивая от языков. Кристина лишь всхлипывает и сдается, подаваясь всем телом вперед, разводя ноги, позволяя ему обхватить себя руками за талию и бедра, подтянуть женское тело так близко, что в ее промежность ударяет что-то горячее и теплое. Эрик напряжен. Он словно вибрирует изнутри. Его язык, его губы, его зубы, запах и ощущение мышц под кожей — Кристина куда-то летит. Она пальцами цепляется за его плечи, приникает с такой силой, словно хочет слиться. Она чувствует, как он улыбается сквозь поцелуй, обхватывая ее губу, дразня язык, а потом отрываясь от женского рта. И так тяжело дыша.
— Тебе пришлось напиться для смелости, да? — подначивает он ее. И снова улыбается. Странная улыбка. Непривычная. Эрик так не улыбается. Лишь скалится, кривится. Это улыбка почти человека, не совсем монстра. — Какая же ты сладкая, — шепчет он, припадая губами к ее шее. И тогда она вздрагивает сильно.
Мужские руки мнут ее спину, пальцы считают позвонки. Он прижимает ее к себе так тесно и плотно, губами присасываясь к синякам на шее, обводя каждый кончиком языка, оставляя след влажного рта. Девушка может лишь скользить едва дрожащими ладонями по его плечам, очерчивать выступающие кости, чувствовать мышцы. А он все продолжает целовать ее шею. Так странно аккуратно для Эрика, вырывая полувздохи-полувсхлипы из ее приоткрытого рта. Ей так мокро, так сладко, так щемяще. И его руки еще ниже. Сжимают ее грудь, пальцы натыкаются на металл, и Эрик замирает. Он отрывается от ее шеи и опускает взгляд вниз, туда, где опадает и вздымается ее небольшая грудь, все еще затянутая черной тканью. Мужчина дергает за цепочку на женской шее, и в его раскрытую ладонь падает знакомый медальон.
— Носишь? — тихо спрашивает он, хрипит.
Ей хватает сил лишь на то, чтобы слабо кивнуть. И он снова нападает на ее рот. Фаланги его впиваются в матрац, все тело давит на ее грудную клетку. Эрик подается вперед с силой, так, что она вынуждена взметнуть руки и крепко обхватить его за шею, ногами — за бедра. И снова этот его бесстыдный язык глубоко в ее рту, почти в глотке. И вот его пальцы задирают ее футболку, проводят по полоске кожи, а Кристина вдруг отстраняется. Мужчина разочарованно выдыхает.
— Я хочу тебя, всю, глубоко, изнутри, понимаешь? — рычит он и снова пытается поймать ее губы своими губами, но девушка отклоняется, выставляет вперед указательный палец. Ее мутит от его слов, внутри все так горит, словно кусает промежность, впивается люто и так необходимо. Ей отчаянно хочется взять его за руку и прижать его ладонь к своим бедрам, туда, прямо между ног, чтобы он пальцами, сквозь злосчастную материю залез так глубоко, как мог. Но девушке приходит на ум мысль. Может, правда, а может, способ сбежать от своих желаний. Потому что страшно, потому что неправильно, потому что, черт возьми, ей когда-то сделали так больно. И Эрик это не остановил.
— Я пришла поблагодарить, — срывающимся голосом произносит она, — позволь.
И выскальзывает из его рук, заставляет сесть на кровать, и ее тонкие пальцы борются с пряжкой его ремня, ломаются, дрожат, почти рвутся, но все же ей удается справиться.
Бестия. Вот бестия.
Эрику трудно дышать. Так, что вены дыбятся на его коже, а грудь ходит ходуном. А девчонка стаскивает с него штаны, сдергивает вниз любую материю, обнажая его стоящий член. Она замирает. Он чувствует это. Боится. Робеет. И глаза такие до одури расширенные.
Просто возьми его в рот, мать твою. Возьми. Пожалуйста.
А Кристина все пялится. Пальцы дрожат, щеки горят. Вот облизывает губы. С ума сойти. Просто долбануться. И мужчина нетерпеливо ведет бедрами.
Ну, давай же!
И словно ее внутри что-то подталкивает. Она обхватывает сначала пальцами, а потом рукой основание его члена, чуть сжимает, сдавливает, трет. И Эрик закрывает глаза, запрокидывает голову. В ее неопытности, почти невинности есть что-то одуряющее. Она лишь пробует, надавливает и гладит по наитию, с каким-то детским восторгом наблюдает, как меняется его лицо, как морщится лоб, стоит ей лишь тереть сильнее. Когда ее горячий и влажный рот, в котором так тесно и мокро, касается самой головки — всего лишь кончик розового языка — Эрик стонет так глухо, практически рычит, издает какие-то нечеловеческие звуки, елозит по простыням. Глаза у нее большие, просто охренеть какие большие. Но смелости и уверенности становится больше, когда забирает член в рот, и мужчина, не контролируя себя, начинает толкаться, утопать в этой влажности и тесноте. Кристина дышит шумно, помогает себе руками, даже оцарапывает нежную кожу. Вены на шее Эрика проступают, словно острые лезвия.