You raped my heart (СИ)

Глаза у Трис покраснели, цветом крови зажглись по самой кромке, зрачок слишком расширен, и влага в них все продолжает копиться. Кристине это кажется странным и диким. Приор лишь жмет плечами и снова запрокидывает голову. И тут подруга понимает — Трис старается не разрыдаться в голос. Жизнь — штука странная, неправильная, несправедливая. Кристина не знает, в чем суть, знает лишь причину такого состояния Трис Приор. Она заключается в мертвом юноше на каменном полу этой комнаты. Люди уже кругом суетятся, стараются убрать тело. Кристина молчит, лишь сжимает руку подруги свои пальцами, давит на кожу, ощущая, как вспотела ладонь Приор, как ее лихорадит.

— Трис?

И светло-русые волосы цепляются за шершавую стену, конский хвост бьет Кристину по лицу.

— Я просто не люблю убийства. Это дико.

Приор кусает губы, валяет язык во рту, впивается зубами в мякоть. Кристина знает, что подруга врет. Дело не в смерти, не в луже крови, расползающейся на плитах цветастым пятном, не в том стеклянном взгляде, с которым Питер Хэйес уставился в потолок, дело в нем самом. Кристина смотрит на труп с удивительным спокойствием. Ее подруга все старается унять эмоции. Кристина знает. Кристина понимает. Не ее это – то, что было между Трис и Питером, то, что могло бы быть. Но больно Трис Приор по-настоящему. И Кристине думается, что задай она прямой вопрос, раскрой рот и произнеси заветные звуки, Трис лишь еще сильнее побледнеет, скулы ее вытянутся, кожа натянется, чуть не лопнет. Это ведь страшно, это дико. Кристина смотрит на Четыре, о чем-то рьяно говорящим с собственной матерью, переводит взгляд на Юрая и Зика, что возятся с трупом, а потом смотрит на Эрика.

Я знаю.

— Все будет хорошо, — шепчет она Трис и улыбается. Приор странно хмыкает, едва дергая плечами. Хмурит брови, изучая лицо подруги. Кристина видит, что какой-то вопрос вертится на языке Трис, но та не успевает его задать.

Сирена включается так оглущающе громко, что рвет барабанные перепонки. Комната наполняется диким воем, забивающим голоса и топот ног в коридоре.

— Что происходит? — кричит девушка, зажимая пальцами уши, приваливаясь к стене.

В помещении выключается свет, так резко погружает людей в темноту, что Кристина на мгновение теряет любые ориентиры. Она лишь все не отпускает руку своей подруги. И та отвечает ей взаимной хваткой напряженных пальцев. Ногти у Трис острые, рвут кожный покров Кристины, но так надо, так отчетливее и сильнее, почти живее.

— Все на выход! Живо! — Четыре пытается взять ситуацию в свои руки. Сирена продолжает выть, визжать и надрываться, возвещая каждого в штабе афракционеров об опасности. Какой — пока неизвестно.

Резко включаются красные лампы, отбрасывая на застывшие лица людей свои странные оттенки и цвета. Кристина понимает, что рука ее от хватки пальцев Приор чуть ли не занемела, фаланги слабо шевелятся, и нет тока крови. Но когда она лишается этой самой руки, то ощущает себя беспомощной — Четыре утягивает Трис за собой, все еще столь разбитую эмоционально.

В свете красных ламп Кристина различает лица людей. Комната стремительно пустеет. Труп на полу так и остается лежать, смотря стеклянными глазами в потолок. Мертвый Питер Хэйес сейчас смотрится страшно уродливым, почти безумным в этой агонии смерти. Кровавый плащ окутал его плечи и голову, искупал затылок в густой жиже, и дыра во лбу такая черная и большая. Почти дымится. Девушку завораживает это зрелище. Это даже не ужас, не страх, а человеческое любопытство. Оказывается, люди так хрупки, так слабы, сосуд из крови, костей и мяса, разбить который ничего не стоит. Еще никогда жизнь не казалась такой призрачной, а собственное тело таким ничтожным. Эрик часто повторял, что она слабая. Мы все слабы.

— Хватит стоять столбом!

Кристина поднимает голову. Взгляд у Эрика решительный, отдающий такой силой, что не восхищаться им невозможно.

— Не стой! — кричит он, и хватает ее за плечо. Мужские пальцы больно впиваются в ее кожу, чужая рука толкает ее в коридор так, что девушка вылетает, цепляясь носком черной кроссовки за дверной порог и едва сдирая себе ладони о противоположную стену.

Она слышит грохот, с которым закрывается дверь. Сирена орет так, что невозможно ничего разобрать. Мелькают темные, размытые силуэты — кто-то куда-то бежит. У Кристины бьет в висках, а в носоглотке все еще стоит запах крови. Девушка смотрит на Эрика. В ярко-красном, багровом свете металл на его лице блестит столь зловеще, а пятна татуировок похожи на рваные дыры. Кристина приваливается к стене. Ее мутит.

— Эй! — чужие руки встряхивают ее резко, так звонко, что в ее голове отзывается что-то набатным движением, — не смей проявлять слабоволие, Кристина! Поняла меня? Не сейчас!

— Эрик, что происходит?