You raped my heart (СИ)

— Тебя не было на собрании, — говорит Макс, когда бармен ставит перед ним большую кружку пива.

— Ага, — лениво отзывается Эрик.

— Почему?

— Потому что не захотел.

Макс с грохотом опускает кружку на блестящую поверхность стойки. Пара капель застывает совсем рядом. Ксавьер смотрит едва обеспокоенно, но тряпкой по дереву пройтись не решается.

— Ты издеваешься? — Максу хочется повысить голос, но он шипит, так, чтобы никто их не слышал.

Эрик трясет головой, делает еще одну затяжку, тушит окурок о дно пепельницы и тянется за кружкой.

— Нет, я не издеваюсь. Просто последнее время рожа этой бабы вводит меня в уныние.

Макс смотрит на своего бывшего ученика раздраженно и неодобрительно. От Эрика всегда было слишком много проблем. Еще когда он был неофитом. Макс тренировал его. Знает.

— Она говорила о Дивергентах.

— Правда?

Макс снова хмурится. С Эриком что-то не то. Словно он не здесь, а где-то далеко, мыслями, а может и сознанием. Он стал другим. И это трудно не заметить. Особенно ему, человеку, который всегда относился к нему по-отечески, еще когда Эрик был несносным мальчишкой, не в меру пижонистым и скалящим зубы. Мелкий сученыш просто. А сейчас он вырос в отвратительного характером кобеля.

— Зачем они ей? – нет, Эрик все же проявляет интерес, только вот настолько он истинный — это большой вопрос.

— Хочет использовать в войне. Даже говорила что-то об отряде особого назначения.

Эрик смотрит на Макса и иронично выгибает бровь, так, что его серебряное кольцо ползет вверх.

— Дивергенты? На войне? В отдельном отряде? Мэттьюс уверена, что у нее есть мозги?

Собеседник лишь хмыкает.

— Я подумал так же. Но у нее есть идея, и не такая провальная, как тебе кажется. Стоило сегодня прийти и послушать.

— Эта баба слишком хорошо умеет трепать языком.

Повисает пауза. Слышно, как дно пивной кружки скребет по дереву, как переговариваются позади посетители: кто-то шепотом, кто-то чуть громче. При желании даже можно разобрать слова. Макс внимательно смотрит на Эрика. Эрик смотрит на свое отражение в противоположной стене за полками с алкоголем.

— Что с тобой происходит?

Мужчина молчит. Продолжает рассеянным взглядом изучать свое лицо. Макс ставит хороший вопрос. Эрик знает лишь одно — с ним творится херня. И все мысли к той девке, запертой наверху. Если кто-то узнает, что она здесь… Эрик даже думать об этом не хочет. Его могут обвинить в предательстве [в очередной раз], в тайном заговоре или умысле, в еще какой-нибудь ерунде, приправив все это юридическими аргументами. Эрику не выгодно, чтобы о Кристине знал хоть кто-то. Если ее обнаружат, то, пожалуй, девчонке придется несладко. Мэттьюс вполне может пустить ее как расходный материал на свой стол экспериментов в большой стерильной лаборатории. Она может разделать девчонку на запчасти, выкрутить ей каждую кость, лишить жизни и воли, и глаза ее потухнут. Эрик вдруг понимает, что крепко сжимает пальцы левой руки в кулак. Вот тебе и на. Вот и реакция-то какая забавная. Кристина. Мать вашу.

Эрику хочется иметь простой и логичный ответ на вопрос, который задает ему не только Макс, но и которым он задается сам уже который день подряд. Девчонку он не видел ровно неделю. Приносил еду, когда она еще спала, свернувшись клубком под одеялом. Он почему-то не может с ней говорить. После того, как оттолкнула, указала на дверь. Эрику кажется, что он сорвется, что распластает ее худющее тело под собой, просто возьмет свое, несмотря на ее слезы, истерики, мольбы и крики. Ему не хочется причинять ей настоящую боль. Не такую. Он слишком хорошо помнит ее разбитой, раздавленной, разваленной по частям. Эта картина рыдающей, давящейся икотой Кристины иногда встает у него перед глазами. Бред какой-то, конечно. Совсем свихнулся. Он столько раз говорил себе пойти и просто трахнуть ее, вдолбиться так, что у нее кости захрустят. Ей же понравится, она же потечет. Но каждый раз натыкался на ее огроменные глаза и замирал. Вот такая вот бесхребетная тряпка. Мудак последний. Ни одна баба, ни одна, не вызывала в нем всю вот эту хрень там, внутри. Это просто мракобесие какое-то. Эрику хочется курить, и пить, и не думать. Может действительно стоило пойти на собрание? Отвлекся бы. Или бабу снять? Какую-нибудь пышногрудую блондинку с отменной задницей. Эрик лишь кривится. Ему хочется, чтобы в его руках было хрупкое тело, с небольшой, но аккуратной грудью, и волосы короткие, черные. Мать вашу, ему просто нужна Кристина, под ним, с широко разведенными ногами, стонущая, краснеющая, разгоряченная, сладкая. Эрик шумно сглатывает слюну, скопившуюся во рту. У него точно едут мозги.

— Ничего, — наконец, отвечает он Максу.

Тот молчит, лишь сверлит своего бывшего ученика внимательным взглядом. Эрик делает большой глоток, пачкая верхнюю губу в пене, и небрежным жестом проводит рукавом по рту. Макс все продолжает на него смотреть, словно силится что-то прочитать в мужчине. А потом со вздохом сдается, отворачивается и сам припадает к пиву. Хмель вкусный. У Ксавьера всегда такой.

— Джанин хочет, чтобы ты разобрался с девчонкой.