Читаем You raped my heart (СИ) полностью

Она закусывает губу, практически заглатывает верхней нижнюю. Эрик смотрит на ее рот, впивается в него глазами. Мягкий и сладкий, терпкий, как хорошо выдержанное вино. Он знает. Он пробовал. Он пил.

— Хорошо.

Звук ее голоса разрушает всю магию момента, и Эрик трясет головой. Шевелить шеей все еще больно — ожог достаточно сильный, но мужчина не может больше мешкать. Кристина хочет что-то сказать, но Эрик быстро подхватывает с пола автомат, закидывает его на плечо и выходит, даже не оборачиваясь. Она слышит, как громыхает засов, запирающий ее, и наступает тишина. Девушка садится на кровать, подпинывает носком своей кроссовки окровавленный бинт, которым она стирала всю эту вязкую, липкую краску с лица Эрика. Кровь ведь действительно похожа на краску. Кристина ерошит свои волосы, смотрит на аптечку, со вздохом встает и направляется в ванную комнату. Стоит привести себя в порядок и упасть спать. Вода очищает тело и разум, прогоняет ненужные мысли, дарит свободу от тягот, а сон возвращает силы телу и сознанию. Кристина спит без сновидений. Она видит лишь густое черное полотно и ничего больше, зияющую яму собственного сознания. И отчего-то туда хочется падать, падать и падать.

Эрик приходит через сутки. Все еще грязный, потный, пахнущий кровью, разрушениями и смертью. Он целует ее жадно и жестко, присасывается к ее рту, насилует губы, сжимает женскую плоть огрубевшими от войны и Бесстрашия ладонями, граненными фалангами. Кристине не хватает воздуха, не хватает рук, пальцев и ног, чтобы слиться с его телом. Эрик отрывается от нее так же, как и набрасывается. Сидит, шумно дышит, а потом встает и уходит, оставляя девушку одну среди омута тревожных мыслей и опасных домыслов. Кристина не знает, сколько проходит времени, когда она снова оказывается заперта вот здесь, в этой клетке. Она вновь пытается читать, рассматривает музыкальные диски да постоянно смотрит на дверь. Эрик приносит ей еду, но надолго никогда не остается. Дни и ночи тянутся нескончаемым потоком, реальность преобразуется в нечто другое, перестает быть осязаемым элементом мира. Кристине кажется, что она заточена целую вечность, но, наверное, на деле прошло около трех дней. Неизвестность — это пытка.

Эрик приходит к ней за поцелуями. Они голодные, они безнадежные, они жесткие. Так не целуются влюбленные люди, так целуются те, кто находится на границе отчаяния, играет в пятнашки со смертью. Кристине отчего-то хочется плакать. Она лишь пальцами цепляется за мужские губы, дает, дает и дает. Она изучает рот Эрика как свой собственный, она тихо стонет ему в губы, трется о его тело. Просто чтобы остался, чтобы не сбежал вновь, не ушел туда. Она даже не просит рассказов, информации, которая в такое время — самое благостное благо. Она уже давно не задумывается о том, что они творят. Может, в душе Кристины и шевелится одно паскудное слово.

Предательница.

Только она себя таковой совершенно не ощущает. Это ведь все временно. Пути-дороги разойдутся. Это неизбежно. Как закат и восход, как солнце и луна на небе. Кристина себя уверяет, что еще просто не время. Хотя, казалось бы, Эрик стал чаще забывать запирать дверь в ее клетку — это даже как-то странно — она сама знает так много, а друзья там, внизу. Кристина — девочка смышленая, придумает, как пробраться. Но она сидит добровольной узницей. Сидит и не уходит. Ждет. Его. Каждый раз.

— Что происходит? — шепчет она ему как-то в губы, едва отрываясь, ощущая, как мужские руки сжимают ее спину и ягодицы. У Кристины растрепанные волосы и опухший рот. У Эрика стальные глаза и жесткие пальцы. – Там. Внизу. — И головой чуть ведет.

— Афракционеры нас осадили. Никто не высовывается: ни они, ни мы. Живем в осадном положении, — говорит он, а потом обхватывает ладонью ее лицо и снова припадает к губам.

Кристине странно, что вот уже дней пять, наверное, на вскидку, Эрик не заходит никуда дальше поцелуев. Возможно, просто нет времени. Он слишком мало бывает у нее. И они почти не говорят. Если бы ей кто-то сказал, что она будет охотно целоваться с Эриком, обнимать его поясницу ногами, елозить бедрами по его коленям, чуть ли ни прося, чуть ли ни умоляя каждой клеткой тела остаться с ней, Кристина бы не поверила. Не поверила бы тому, что ей будут нравиться его жалящие поцелуи, требовательные, вся эта грубая ласка языка и губ. Никто из парней, с которыми ей довелось целоваться, не брал так беспардонно и нагло. Она вибрирует в его руках, как натянутая струна скрипки. И ощущает себя так же. И каждый раз с таким разочарованием в глазах, с выдохом в самый рот отпускает его, чуть ли не хватает изломанными пальцами.

— Эрик, — тихо говорит она, когда он в очередной раз встает с кровати, и матрац жалобно скулит, стоит только девушке подтянуть к себе колени, — научи меня попадать в цель. — Она поднимает голову. — На войне это важно.

Перейти на страницу:

Похожие книги