You're All I Want (СИ)

— Я никому не скажу. Правда, никому, — прошептала она, наклонившись ко мне, и через некоторое время глубоко вздохнув, встала и задвинула стул, направившись к выходу из класса. Макияж поправлять, наверное. Несмотря на все, что между нами было, и даже невзирая на то, как со мной иногда обходилась Рита и что она хотела рассказать обо мне другим, я все еще видел в ней искренность, а после этого разговора даже совесть. Попробовав поставить себя на ее место, я ощутил, что я не так далек от понимания ее поступков. В принципе, я даже понимал ее и поэтому ни в чем не винил. Еще неизвестно, у кого из нас двоих больше промахов и неудачных решений.

Когда люди часто предают и разочаровывают тебя, твоя кожа, несомненно, твердеет и ты становишься более выносливым по отношению к некоторым поступкам людей, которые раньше могли морально тебя убить. Это хорошее качество, но со временем оно может спровоцировать атрофию чувств, и ты просто перестаешь доверять самым близким людям, начинаешь искать во всем подвох, предпочитая одиночество дружеским посиделкам и длинным разговорам, потому что доверять кому-то, как прежде, теперь кажется для тебя дикостью. Но наступает время, когда твои заботливые друзья замечают это и хотят помочь, но, учитывая твою крайнюю степень замкнутости в себе и нежелание контактировать с кем-то, агрессия берет верх над дружбой, и тогда даже друзья начинают тебя бояться. Ты остаешься один.

Именно в таком состоянии я и пребывал весь день, все же стараясь не вести себя асоциально и странно, но даже Тилль и Шнайдер побаивались меня, наверное, припоминая, сколько раз за всю неделю я игнорировал их звонки, избегал в коридорах школы, срывался и мог обидеть их просто ни за что.

В таком режиме и прошел весь день: я думал о Рихарде и делал вид, что не вижу, как он испепеляет меня взглядом, а все люди вокруг, казалось, говорили только обо мне.

После всех уроков я остановился у курилки за школой, и, как обычно, облокотившись на стену за спиной, прикурив сигарету, затянулся, выпуская изо рта тонкую струйку дыма. Чертов день, чертовы одноклассники. Крепкий табак мгновенно заполнил легкие, заставляя голову слегка кружиться, а приятное тяжелое тепло разлиться по телу, вплоть до покалывания кончиков пальцев. Я сделал еще одну затяжку и прикрыл глаза, запрокинув голову. Наверное, начать курить такие крепкие сигареты было не лучшим решением из всех мною предпринятых, но мне уже было все равно.

— Ты слишком много куришь в последнее время, — учтиво подметил Рихард, которого я увидел, когда разлепил веки. Свалился как снег на голову. Я отвел глаза в сторону, задумчиво наблюдая за младшими классами, спешно покидающими школу и бегущими на детскую площадку. Рихард ухмыльнулся, извлекая из кармана пачку сигарет. Конечно, единственным человеком, на которого я хотел бы смотреть сейчас, был он, и, несмотря на то, что я не собирался делать даже этого, не то что говорить с ним, все равно мои бесстыжие глаза в очередной раз подвели разум, и уже через несколько секунд я наблюдал за тем, как он неторопливо прикуривает сигарету, пытаясь извлечь из зажигалки хоть немного огня. Посмотрев на несколько его неудачных попыток, мне стало просто жаль его, и я протянул ему собственную, стараясь не задеть его руку своей.

— Удивительно слышать это от тебя, — сказал я, выпуская тонкую струйку дыма изо рта и возвращая свою зажигалку обратно.

— Свое здоровье я уже загубил, — ответил он, щурясь от едкого дыма. — А вот ты…

— А что я? — удивился я, чуть обернувшись в его сторону. — Рихард, тебе не кажется, что это не твое дело? Я буду курить сколько хочу.

— Как знаешь, просто я волнуюсь… — он немного замялся, потупив взгляд в землю. Я не знаю, чего он добивался, но мне не стало легче от его слов.

— Не надо волноваться о моем здоровье, — повторил я равнодушно. — Тебя оно в любом случае не касается, — я бросил сигарету в лужу и сделал шаг вперед в надежде побыстрее попасть домой и не дать ему разжалобить себя, но Рихард пошел следом за мной.

— Что произошло? — настойчиво спросил он, пока я изо всех сил пытался оторваться от него и ускорил свой шаг.

— Не задавай мне вопросов, ладно? — пафосно ответил я его же фразой, резко остановившись и развернувшись назад и, в последний раз посмотрев на его растерянное лицо, направился в сторону своего дома. Все внутри меня вопило о том, что я должен вернуться и все ему рассказать, сказать о том, как я скучал, и пробудить в нем хоть что-то живое, если оно вообще есть, а я в этом не сомневался. Лицо Рихарда с его потемневшими глазами до сих пор стояло в моем сознании, подобно фотографии, и, как бы я, ни старался убрать его из своей памяти, оно представало передо мной все ярче и четче. Даже мое подсознание говорило мне о том, что несмотря ни на что я хочу его видеть.