You're All I Want (СИ)

Побросав в сумку учебники, которые попались мне под руку, я довольно рано отправился в школу с привычным для меня недосыпом и кучей мыслей в голове по поводу того, что я вчера чуть не наломал дров на пьяную голову. Даже и подумать не мог, что Мартин испытывает ко мне какие-то чувства помимо дружеских. Нет, я вообще не понимаю, как можно испытывать что-то ко мне. За что меня можно любить? За мою растерянность, тупость и несобранность, или может за кучу тараканов в голове, которая вряд ли понравится нормальному человеку? Может, в таких как я не влюбляются и о таких как я не хотят заботиться? А я себе тут навыдумывал, что Рихарда во мне действительно что-то интересует.

Неправильным было не то, что я связал свою жизнь с этим человеком. Неправильным было то, что я позволил себе сделать вчера, и мне было дико стыдно перед самим собой, даже еще больше чем перед Рихардом.

Когда я оказался на улице и достал сигарету в надежде усмирить рой из мыслей в своей голове и разложить их по полочкам, мой сонный взгляд зацепился за Рихарда, сидящего у подъезда, и сигарета сразу же выпала из моих рук. Я хотел пройти мимо, но, заметив меня, помятый и не выспавшийся Круспе сделал несколько шагов мне навстречу, и мы остановились друг напротив друга. Он смотрел на меня выжидающе и как-то просяще, но я не знал, что вообще говорить и почему он ошивается здесь в восемь утра.

— Я хочу извиниться, — наконец произнес он, потупив взгляд в землю и пиная несчастный камень, отлетевший в соседнюю лужу.

— Как у тебя все просто, — язвительно ответил я, но с места не сдвинулся, желая услышать то, о чем он хочет мне поведать. Я был настолько возмущен его поведением, которое мне пришлось наблюдать эту неделю, что меня было уже не остановить: — За вчерашнее? Или за события недельной давности? Знаешь, я не обижаюсь. Ты все сказал верно: нахуй чувства. Именно туда ты постоянно и хочешь их отправить. Если они у тебя, конечно, вообще есть…

— Я правда не хотел, я… — снова начал он, поднимая на меня взгляд, и тут я понял, что готов тут же заткнуться, взять его за руку, отвести к себе, напоить горячим чаем и, укутав в плед, уложить спать, оставив на этой мокрой улице все, что нам мешает.

— А чего ты хотел? — спросил я уже менее агрессивно, но все с тем же недоверием.

— Я подумал, что… — Рихард вновь запнулся, — Что так будет лучше для тебя, если я исчезну или…

— Лучше? — перебил я, опешив, — Для меня?

— Все проблемы в твоей жизни из-за меня, пора это признать, — рассудительно ответил он, — Исключив меня, можно исключить проблемы. Но теперь я вижу, что нет.

— Избавиться от меня хочешь? — усмехнулся я.

— Скорее избавить тебя от себя, — ответил он. Я молчал и смотрел на его трясущиеся от холода руки, пока он делал вдох поглубже, чтобы продолжить разговор.

— Я правда хотел как лучше, — глухой голос над моим ухом снова заставил меня поднять голову и оторвать взгляд от его не застегнутого пальто, — И это была не моя идея.

— А чья? — переспросил я, — Рихард, я честно не понимаю, зачем ты все это время обманывал меня и притворялся так хорошо?

— Я тебя не обманывал, — сказал он.

— Зачем ты тогда меня отталкиваешь? — спросил я.

— Я не хотел тебе говорить, господи, я… — он закрыл лицо руками, но быстро выдохнув, продолжил: — В субботу мне позвонила твоя мать и попросила о встрече.

— Моя мать? — тихо произнес я, стараясь скрыть нарастающие во мне ненависть и радость одновременно.

— Да, — он поспешно кивнул, — Видимо, у вас опять был бурный разговор, и она не выдержала. В общем, она сказала, что если я не хочу больше никогда тебя не увидеть, и если я тебя… — Рихард запнулся и посмотрел куда-то вдаль, — Если ты мне дорог, то я должен это сделать.

— И поэтому ты решил меня окончательно добить таким образом? — все не унимался я, несмотря на его слова, что сейчас начали вселять в меня надежду на наше примирение, которого я ждал больше, чем чего-либо в своей жизни. Но даже с таким бешеным желанием вернуть все обратно, я не могу сделать шаг ему навстречу, хотя бы потому, что мне все еще было чертовски больно, — Рихард, я не понимаю… Неужели любой человек может сказать тебе, чтобы ты меня бросил, и ты его послушаешь?

— Нет, Пауль, нет же, — убеждал меня он, — Просто тогда мне казалось это единственным разумным способом помочь тебе не поссориться с твоей семьей и остаться здесь, в городе, потому что я чувствовал вину за все, что происходит. За то, что было, за родителей… Из-за меня ты мог бы потерять их.

Рихард всегда с какой-то горечью в голосе говорил о семье и, что таить, ему всегда это удавалось с трудом, а особенно сейчас, когда он еще и извиняется передо мной. Такие как Рихард предпочитают в принципе этого не делать, и извинения от них редко можно услышать, поэтому когда он начал говорить все это, я стал просто таять, и недоверие внутри меня медленно перерастало в приятное тепло.