Your Mistake

Но я не был готов пока даже обдумать эту свою мысль. Всю жизнь я боялся маньяков, боролся с ними, выискивал их, поверить одному из них и остаться жить рядом не получалось, хоть вой. Оставалось лишь сочинять хэппи-энды.

Без особой надежды на успех я отправил рукопись в пару издательств, но она, как ни странно, приглянулась, с небольшими правками ее готовы были напечатать и предлагали неплохой гонорар, я даже повыбирал, с кем подписать контракт.

Так бывший психиатр превратился в начинающего писателя, и это превращение захватило меня целиком. В следующий месяц, работая почти без перерывов, я написал неплохой детективный роман, который теперь готовили к печати. Весь мой опыт психиатра на службе полиции теперь играл мне на руку, превращаясь в слова, в сюжеты, в завязки и хитрые повороты. Я умел напустить туману, я умел создать атмосферу. Ну, если верить редактору.

Джеймс Мак-Дилан потихоньку пробивался в мир литературы.

Я не мог называть себя Джимми, я им не был. Но и носить фамилию отца я не мог, меня просто воротило от отвращения. Получился симбиоз двух личностей, и, по сути, во мне случилась счастливая диффузия, существенно улучшив мой эмоциональный фон.

***

Но вот уже неделю, кошмарную бездарную неделю я не садился за ноут, я не написал ни строчки. Сначала чертов Йорк переслал мне статью о Мак-Фениксе.

Полгода после выхода из комы он жил тихо, мирно, практически неприметно. По моему совету от него отступились в «Тристане», я попросту не мог гарантировать Веллиртону той же чистой и безупречной работы Стратега, его желания работать безупречно, а погрешности в делах клуба обходились недешево. И ему подписали вольную. Тогда он уехал в Шотландию, где старательно играл в опустившегося, отупевшего и остепенившегося фермера. Жил затворником в Доме на Плато, пока в замке шел ремонт, и ничего не интересовало былого гения, кроме увеличения поголовья овец, разведения рыбы в Лох-Эллер, конюшни и прочих хлопот исключительно местного значения. Он отдал Стоун-хаус в полное владение Тима, он отправил Альберта на обучение в Париж, назначив брату солидное содержание. Он жил правильно и скучно, и о нем уже совсем перестали говорить.

И вдруг газеты сообщили, что в необъяснимом припадке герцог Бьоркский вывез из Стоун-хауса свою роскошную коллекцию, настоящую флотилию миниатюрных парусных судов, свалил кучей на берегу залива, полил бензином и поджег. Коллекцию ряд музеев оценивал в солидную сумму, если бы он выставил ее на торги, нашлось бы немало желающих приобрести десяток-другой экспонатов. Но все погибло в жертвенном пламени.

– Это я виноват! – твердил мне Йорк. – Я ему внушил, что нужно освободиться от прошлого и все предать очистительному огню, Боже, ну почему этот лорд воспринимает все так буквально!

Обойдешься, Джереми Йорк, это я виноват. Это были мои корабли! Гэб мастерил их всю зиму и весну в ожидании моего возвращения, и летом для игр у нас была целая эскадра на просторах Лох-Эллер. Это была моя коллекция! Когда Джимми пропал, Гэб продолжал мастерить, даже прикованный к постели недугом он прилаживал кривые паруса к дощечкам, он строил свой разномастный флот, пока искал меня, пока надеялся меня дождаться!

А вот теперь он сжег мою флотилию, как некогда безжалостно спалил «сарай».

В этом был весь Курт. Одним движением он расчистил территорию. Выдал мне последнее предупреждение. Обозначил идею начать все сначала, но наши ли отношения или всю свою жизнь, решить предстояло мне.

Уже неделю я почти не спал.

Мне приснился кошмар, я увидел во сне Курта с изумительной брюнеткой под руку, и он улыбался этой сучке, и что-то шептал, и наклонился к ее губам… Я проснулся в поту и в бешенстве, я сжимал в руке прихваченный с тумбочки карандаш и думал заполошно: убью проклятую шлюху! Кто из этих двоих был шлюхой, я не знал, меня просто переклинило, до хрипа, до приступа, я еле добрался до воды, выпил глоток, и тут же меня вырвало желчью и ненавистью, и я выбежал из своего бунгало на берег и упал в полосу прибоя, хотя лезть в океан по ночам запрещалось. Сердце в ярости ломало ребра, адским огнем горел шрам в боку, дрянь такая, истерически думал я, я чуть не сдох из-за него, а он там с бабой крутит, тварь бездушная!

Сон был настолько реален, что мне стоило трудов вернуться на грешную землю и отдышаться. Как был, так и остался патологическим ревнивцем, жалкий собственник, эгоист, единоличник! Потом я устыдился этого припадка, я все еще не хотел признавать его безоговорочной власти над собой, его права распоряжаться за двоих, все что-то пытался ему доказать.

Я продержался эту чертову неделю, и вот теперь новый сон.

Джеймс!!!

Что-то назревало, какие-то грандиозные перемены, я впервые за полгода вспомнил о его предупреждении: «Не опоздай!». Какого черта, Джеймс Мак-Дилан, пока ты стоишь тут и смотришь на чужие паруса, мечтая увидеть «Александру», пока ты ждешь, как прекрасная дева, принца на белом коне, он решит за двоих, он пожмет плечами и пойдет себе дальше, раз у тебя все прекрасно, как ты сам его заверяешь в каждом письме. Идиот, проклятый упрямец!