Yulia Zhukova Zamuzh s oslozhneniami 3 O detyah i prochey nechisti

   -- Да? -- он разворачивается ко мне всем корпусом. -- То есть, она и для землянки странная?

   -- Есть немного. Конечно, для Муданга гораздо страннее. А что она такое сделала?

   -- Она... как бы это сказать... Она совсем не боится показаться смешной. Вот например, она ведь ни на всеобщем, ни на муданжском не говорит, а твой брат не всегда был рядом, так она его не ждала и не звала, а так, жестами показывала, если ей что надо. Кстати, она выучила несколько муданжских слов, специально нас заставила с ней их повторять. Вся команда по полу каталась от смеха, я думал, она разозлится, а она...

   --...Хохотала громче всех. Ну да, а чего злиться-то? Вы же не ждёте, что она прямо возьмёт и заговорит правильно. Она даже не собирается учить муданжский, просто из интереса какие-то слова зазубрила.

   -- Ну да, но всё равно. Если я что-то делаю первый раз, и у меня плохо получается, да ещё и у всех на виду, я страшно злюсь.

   Я усилием воли сглатываю комментарий про подростковые комплексы.

   -- Понимаешь, Алтонгирел, моя мама уже добилась в жизни всего, чего хотела. Она хороший профессионал, её уважают, ей много платят, у неё любящая семья и куча друзей. Я сомневаюсь, что у вас на борту был хоть один человек, настолько довольный собой. Она имеет право больше ни в чём не преуспевать, она и так крутая. Понимаешь? Сказала что-то смешное и посмеялась, потому что это не важно. Мне кажется, тебе это должно быть близко. Ты ведь довольно высокого мнения о своих профессиональных способностях, да и все остальные считают, что ты очень хороший духовник, даже Ирлик. Ты можешь себе позволить расслабиться и не злиться по пустякам. Я думаю, тебя станут даже больше уважать, если ты будешь меньше беспокоиться об имидже.

   -- Погоди-погоди, Ирлик-хон про меня говорил? -- настораживается Алтоша.

   -- Ну, он сказал, что у нас оба духовника невероятно круты. Я так поняла, он имел в виду Ажгдийдимидина и тебя.

   -- Странно, что он считает меня вашим духовником. И я не так уж хорош в своём деле. Ты-то это знаешь, даже если все остальные меня нахваливают. Я хорошо предсказываю, но я совсем не понимаю людей. Ажгдийдимидин вообще сказал мне, что я машина для предсказаний.

   Мне кажется или у него дрожат руки? На всякий случай поглаживаю его по плечу.

   -- Он, видимо, очень злился, раз так сказал. Но знаешь, мало кто может похвастаться, что хорошо предсказывает. Так что ты в любом случае крут, тебе просто есть, куда расти, -- кто бы мог подумать, что мне придётся убеждать Алтонгирела, что он крут!

   -- Вот твоя мать тоже всё время так делает, -- неожиданно говорит он.

   -- Как?

   -- Трогает. И ещё обнимает, целует всех. Зачем?

   -- Она так выражает, что ей приятны эти все.

   -- Но я тебе неприятен, почему ты меня трогаешь?

   На всякий случай убираю руку.

   -- Потому что ты нервничаешь, и я хочу тебя успокоить. На землян это обычно действует успокаивающе.

   Алтонгирел рассматривает меня в полутьме.

   -- Я не люблю, когда меня трогают женщины. Я от этого только больше нервничаю.

   Я открываю рот, чтобы извиниться, но он продолжает:

   -- Но почему-то когда твоя мать трогает, то совсем другое ощущение.

   Я развожу руками, не находя слов.

   -- Ну, она же мать... Я правда не знаю, как это объяснить.

   -- Мало ли что мать, от моей собственной матери у меня только синяки оставались! -- выпаливает Алтонгирел, и тут же спохватывается. -- Так, всё, я с тобой заболтался, мне пора идти.

   Он делает пару решительных шагов к двери, когда у меня за спиной из детской выходит Азамат. Алтонгирел ему кивает и скрывается за дверью.

   -- Чего это он? Мы даже не поздоровались толком, -- удивляется муж.

   -- Он хотел сбежать от меня. Просто мы начали обсуждать мою мать, а потом случайно переключились на его, и он сболтнул лишнего.

   Азамат понимающе кивает.

   -- Да, если уж он со мной не хочет о ней говорить, то с тобой и подавно. Ладно, успокоится.

   -- Надеюсь. Он вообще какой-то нервный сегодня был. Что-то мне кажется, этот его психоаналитик не столько помогает, сколько душу бередит.

   -- Чего он тебе наговорил?

   -- Знаешь, я не думаю, что ему понравится, если я буду это пересказывать. Лучше ты с ним сам поговори. Может, ему полегчает.

   -- Попробую, -- Азамат пожимает плечами. -- Пойдём, там Алэк тебя требует.

   Мама вручает мне мяучащее дитятко и удовлетворённо вздыхает.

   -- Одобряю, -- решительно говорит она.

   -- А почему распашонка не этническая? -- возмущается Сашка.

   -- Потому что в драгоценных камнях спать не удобно, -- хихикаю. -- Азамат, покажи-ка им Орешницын подарок.

   Осмотрев золотые, расшитые рубинами и изумрудами детские дильчики, Сашка признаёт поражение. Мама ради такого дела даже надевает очки посильнее.

   -- Мда-а, Лиза, я так понимаю, домой тебя не ждать... Боже мой, но ведь ребёнок вырастет, и не жалко людям труда!

   -- Наоборот, -- усмехается Азамат. -- Взрослая одежда сносится, а детскую пару раз наденут -- и в музей.

   -- В какой музей?