Yulia Zhukova Zamuzh s oslozhneniami 3 O detyah i prochey nechisti

   -- Музей Императорских Даров, -- объясняет Азамат. -- Его как раз сейчас отреставрировали, через четыре дня откроют. Это в Долхоте, и нам обязательно надо будет там быть.

   -- Это оттуда твой стол, что ли? -- спрашиваю.

   -- Ну, он там хранился, но выставляются там только вещи, которые не используются. В основном, одежда, потому что шита по телу. Но ещё всякие забавные вещи. Увидишь. Вы, Саша, тоже обязательно посетите, там будет интересно.

   -- Ещё бы!

   -- Это парадная форма? -- уточняет мама, ковыряя ногтем камушек на воротничке.

   -- Ну вроде того, -- смеюсь. -- Это подарки.

   -- Ой да! Подарки же! -- мама хлопает себя по лбу и убегает в комнату. Мне становится нехорошо.

   -- Азамат, похоже, тебе привезли свитеров на всю оставшуюся жизнь.

   Азамат не успевает ответить, потому что в дверях появляется мамин торец: она задом наперёд волочёт по полу чемодан.

   -- Во, Азаматик, гляди! Я подумала, раз тебе понравилось...

   Она открывает чемодан, и на ковёр высыпается гора вязаной одежды на все сезоны, душераздирающе благоухая лавандой.

   Глава 7

   Следующий день -- судный. Не в смысле, что все умерли, а в смысле, что это тот самый десятый день, в который Азамат вершит суд над добрыми гражданами. Посторонние в тронный зал во время суда не допускаются, а я вообще изо всех сил стараюсь не показываться вблизи дворца по этим дням, потому что все муданжцы твёрдо уверены, что меня, в отличие от Азамата, можно подкупить, или хотя бы разжалобить. На мой взгляд, разжалобить Азамата иногда даже проще, а подкуп -- это вообще смешно, при моём-то доходе и лавине подарков, которая регулярно сходит с тех же самых добрых граждан. Поэтому когда Азамат утром, облачившись в чёрно-алый диль, уходит на работу, я беру родичей под локотки и тихо-тихо мигрирую на окраину города, к стадиону, где в судный день собирается внушительных размеров базар с окрестных ферм и мастерских.

   Мама с братом представляют собой вид "турист обыкновенный" -- гавайка, шорты, панама, камера. Что продавцы, что покупатели, забывают про товар и дела, неотрывно разглядывая странную немолодую женщину в голубых облегающих бриджах со стразами и лилово-жёлто-клетчатой рубашке с коротким рукавом.

   -- Мам, ну я же говорила, тут женщины в штанах не ходят, -- ворчу я, щелчками пальцев возвращая внимание торговца к золотым орлийским цитрусам, которые того и гляди растащат мальчишки.

   -- Так у меня ни одной юбки нет! Тем более, жарко, я ляжки сотру.

   -- Ну правильно, а так все будут пялиться...

   -- Ну и пусть! О, гляди, какой колоритный! -- мама ввела в ступор очередного встречного покупателя, приподняла с обширной груди камеру и запечатлела недоумённое выражение на лице очередного типичного индейца.

   -- Лиза, гляди, какие тут штуки! -- орёт мне с другого конца базарной линии Сашка. Я подбегаю поближе. Теперь пялятся уже на меня -- императрицам бегать не положено. Вот нет бы маме с Сашкой вместе ходить! Нанять, что ли, пастуха какого-нибудь за ними следить, а то ещё потеряются или поругаются с кем-нибудь на почве непонимания...

   -- Чего у тебя? -- спрашиваю.

   -- Гляди, тут полевые жаровни с какими-то светящимися камнями, говорят, вечные... Я такую на дачу хочу, на случай, если электричество отрубят.

   -- Они не вечные, их надо раз в несколько лет заряжать от магнитного поля Муданга. Точнее, не знаю, такие маленькие -- может, и чаще. И зажигающий механизм снашивается.

   -- Всё-то тебе мечты порушить! -- ворчит Сашка.

   Базарный гомон сзади внезапно становится громче. Я оборачиваюсь, ожидая худшего. Судя по всему, мама где-то потеряла панамку и явила любопытным взглядам золотые кудри. Я утираю пот со лба и тащусь назад.

   -- Золотые волосы... -- говорят вокруг.

   -- Неужто это жена Императора?

   -- Да нет, она вот идёт, глядите...

   -- Откуда знаешь, что эта, а не та?

   -- Сосед её видел, говорил, тощая..

   -- Лизка, гляди, какие тут пояса, шнурочки, тесёмочки! -- мама роется в корзине с моточками.

   -- Они называются гизики, -- говорю, потом поворачиваюсь к продавцу, который при виде меня согнулся в поклоне куда-то под прилавок. -- Здравствуйте. Извините за шум, моя мать впервые на Муданге...