Ыых поеидает пещеру

— Вспомнил, как называется жилище у эскимосов. Понимаешь, никак не лезло в голову, И вдруг вспомнил.

— У эскимосов?— переспросила Сверчкова.— Кто тебе сказал, что эскимосы живут в чуме?

— А то где? В юрте, что ли?

— И не в юрте, а в иглу. Понимаешь? И-глу, ударение на и. Такая снежная хибарочка; купол с дыркой для дыма.

— Ну пусть будет иглу,— нехотя согласился Вовка.— Сейчас мне не до «иглу», не до «шилу».

Вовка спрятал рогатку, запрокинул рюкзак за плечи и оглянулся на тропу, по которой он так недавно поднимался, не подозревая, что сзади, след в след, идет Сверчкова.

Галка последовала его примеру. Вовка увидел на ее левом боку... что вы думаете?—бинокль! Нет, это был, конечно, не знаменитый полевой, о котором уже давно мечтал Вовка, надеясь, что кто-нибудь догадается подарить его на именины. Это был простой, театральный. Но все-таки — бинокль!

Сверчкова, заметив^ чем заинтересовался Вовка, сняла с плеча державшийся на шпагате бинокль, подала мальчугану.

Вовка приставил окуляры к глазам и посмотрел вниз, на змеящуюся между скал тропу. В то же мгновение он отшатнулся, передал бинокль Галке, молча кивнул головой.

—- Это они! — вскрикнула Сверчкова.— Нас хватились! Пойдем навстречу?

— Никогда! Хватит с меня. Все равно теперь выгонят из лагеря. А ты можешь идти. Будь здорова! Приветик!

— Постой! — схватила его за руку Сверчкова.— Я не брошу тебя, ведь я же отвечаю... Послушай.;: Давай.г.— Она пытливо посмотрела ему в глаза— Давай поклянемся, что будем вместе и не покинем друг друга! Вовка выпрямился, как только мог.

— Клянусь! — И добавил: — На один день — согласен.

— Давай поцелуемся! — неожиданно предложила Сверчкова. Вовка заметил, что голос ее дрожит.

— Зачем?— удивился он.— И потом это же неприятно — слюни...

— Все-таки давай, для верности,— сказала Галка все тем же дрожащим голосом.— И под салютом. Так лучше.

— Ладно,— махнул рукою Вовка, оглядываясь, будто здесь кто-нибудь мог спрятаться.— Раз ты так хочешь... Только завтра же ты меня оставляешь, а сама возвращаешься в «Кокташ».

— Хорошо.

Подняв правые руки, прикоснувшись пальцами ко лбу, они медленно приблизились друг к другу и, ткнувшись носами, быстро, словно могли вот-вот взорваться,

поцеловались.

Галка с удивлением потрогала свои губы, отвернулась на какую-то секунду и облизала их.

Что же касается Вовки, то он, надо признаться, использовал тот же промежуток времени для того, чтобы легонько сплюнуть. И очень, очень хорошо, что этого не заметила Сверчкова! Иначе — и это вполне возможно — события развернулись бы совершенно по-иному.

глава четвертая,

В КОТОРОЙ НАШИ ГЕРОИ ИСПЫТЫВАЮТ СТРАХ, ИБО ПРОВАЛИВАЮТСЯ НЕИЗВЕСТНО КУДА

Можно было бы и не говорить, что ребята торопились, шагая по идущей вверх горной тропе. Но все же приходится это подчеркивать. Ибо именно спешка отнимала у них возможность внимательно приглядываться к местности и более чутко прислушиваться к звукам.

Прошло не менее часа, пока девочка согласилась, наконец, выполнить просьбу попутчика и, присев на траву возле горной тропы, принялась вынимать из своего рюкзака наиболее тяжелые вещи.

К удивлению Вовки, Сверчкова оказалась предусмотрительнее его. В рюкзак Тутарева перекочевали три жестяных банки консервов с рыбками на этикетках, около килограмма белых сухарей, один столовый ножик и две вилки из нержавеющей стали, две алюминиевые ложки, килограммовая пачка рафинада, две отвертки, карманный фонарик с тремя запасными батарейками и маленький стальной молоток.

В Галкином рюкзаке осталось самое легкое — полотенце, мыло в мыльнице, тюбик зубной пасты «Хлоро-донт», зубная щетка, крошечный мешочек с солью, шесть катушек разноцветных ниток, две иголки, пять коробков спичек, две ситцевые блузки, трусики, консервный ключ, какая-то небольшая коробочка, завернутая в носовой платок, и брошюра о цветоводстве.

— Тебе не будет тяжело?— спросила Сверчкова, когда Вовка взвалил на себя значительно разбухший рюкзак.

Вовка посмотрел на нее очень грустными глазами, но тут же улыбнулся.

— Я мог бы еще один такой понести,— сказал пошатываясь, и еле выдавил:— Свободно!

— Послушай, Вовка,— вдруг изменила тему разгову ра Сверчкова,— почему у тебя глаза разного цвета?

Видно, этот вопрос интересовал Галку давно, и только теперь она осмелилась задать его Тутареву.

— Сам не пойму,— вздохнул мальчик.— Спрашива. у мамы, она ничего не могла сказать, а бабушка, та...— Он чмокнул губами и снова вздохнул.

— Ну, а бабушка?

— Бабушка?— нахмурился Вовка.— Бабушка сказала... «бог шельму метит». Она у нас вообще немного религиозная. Сама понимаешь, родилась-то еще в девятнадцатом веке, когда все в церковь ходили.

Теперь они шли намного медленнее — сказывалась усталость.