За белым кречетом

Для меня это было ударом, тем более что с зимовками на полярных островах я уже покончил. Честно говоря, я не до конца поверил Успенскому, затаив про себя надежду, что, вполне возможно, и доктор биологических наук мог в фотографии не разобраться, а потому и напутать. Но с тех пор, выезжая на Север, где только можно я заводил разговор о кречетах, пока не столкнулся наконец с Борисом Павловым.

Отправляясь на озеро Аян, я, конечно, мечтал посмотреть на удивительную природу Путораны, пофотографировать диких оленей и росомах, но как главную цель держал в уме надежду увидеть белого кречета.

Мне удалось побывать в ущелье Хонна-Макит. С охотоведом Евгением Громовым, занятым наблюдениями за поведением полярных волков, мы пробрались в урочище Наледей, поставили там палатку и почти неделю занимались осмотром окрестностей. Изо дня в день мы наблюдали стада диких оленей, начавших традиционное шествие к северу, находили следы «пиршеств» волчьих стай, видели зайцев, росомаху, куропаток, кукш, парящих в небе белохвостых орланов, но белых соколов не встречали. В последний день мы обошли ущелье Хонна-Макит.

Красновато-черные скалы отвесно поднимались на высоту десятков метров. С обрывов свисали засохшие стволы лиственниц, казалось, в любую секунду готовые сорваться вниз и обрушиться на наши головы. Под скалами виднелись гроты, пещеры. Сквозь снег иногда вспучивался голубой растрескавшийся лед. Порой скалы сходились так близко, что на поворотах, в изгибах реки, появлялось ощущение, будто оказался в каменном мешке, и хотелось поскорее выбраться отсюда. Но стоило выйти из мешка, и поражали сказочной красотой застывшие ледопады. Голубовато-желтый лед волнисто ниспадал до земли, будто грохочущий водопад был вмиг остановлен могучим властелином.

Я немало потратил здесь пленки, но снимка кречета сделать не довелось. В ущелье отыскали лишь гнездо воронов. Большие черные птицы в беспокойстве закружились над нами. Возвращаясь, мы увидели следы медведя, перешедшего ущелье в самом узком месте, где стены были не так отвесны, и поняли, что пора нам заканчивать жизнь в палатке; вставшие из берлог медведи могли и «пошалить», а подходящего оружия против них у нас не было.

Собираясь в обратный путь, я приметил над ущельем четырех очень светлых, почти белых канюков, которые, расправив крылья, плавно летали по кругу один за другим. Подумалось, может, этих птиц, а не кречетов, видели раньше охотоведы?

Этот вопрос я задал Куксову, когда мы возвратились на стационар — в простецкую избу, поставленную какими-то рыбаками на берегу озера Аян, в северной его части.

— Нет,— категорически заявил он.— Павлов, да и никакой другой охотовед, не спутает кречета, то бишь сокола, с канюком. Форма крыльев у них отлична да и сам полет не похож.

К тому времени я уже успел попариться с дороги в баньке, переодеться и чаевничал с ним за дощатым столом, наслаждаясь теплом и уютом неказистого жилища, казавшегося едва ли не раем после жизни в промерзшей палатке. Громов, распластавшись на нарах, давно спал, сверкая босыми пятками, а мы с Куксовым все не могли наговориться, обсуждая непонятные случаи поведения птиц, леммингов и полевок — полярных мышей.

Узнав, что меня интересуют кречеты, он посоветовал поискать их на южной оконечности озера Аян, в ущелье по речке Гулями. Там для «нормальной жизни» и избушка пустая имелась. Жил в ней охотник да помер. И мы могли ее использовать как базу на время поисков.

— Э-э, что тянуть,— поднялся из-за стола Куксов.— Давай собирайся. Сейчас и поедем. Ну и что ночь, выспаться всегда успеем. Это дело от нас никогда не уйдет.

Его решительность пришлась мне по душе, и, так и не отдохнув с дороги, я быстро уложил вещи на сани. Ночь была светлая. Солнце уже не заходило, но небо затянули серые облака и было сумеречно. Крупные снежинки летели наискось к земле, исчеркав белыми линиями темную стену леса. На другом берегу в чаще завыл волк. Он затаился где-то наверху, и его тоскливый вой доносился будто с неба. Не к добру воет, подумалось, но Куксов уже запустил мотор, и мы тронулись...

Углубившись в воспоминания, я позабыл о неудобствах езды, холоде и обо всем на свете. Куксов, должно быть, заподозрив, что я замерз или засыпаю, вдруг остановил «Буран» и предложил мне сесть на его место. И вскоре уже я, закрытый от встречного ветра обзорным стеклом и обогреваемый снизу теплом мотора, вел снегоход по безлюдной белоснежной равнине Аяна.

За время пути мы не раз менялись с Куксовым местами, пока не свернули с озера в далеко уходящий к востоку залив. На берегу залива стоял аккуратненький домик с двускатной крышей, белой от снега, с высокой железной трубой. Домик так и манил к себе светлым широким окном над завалинкой и крыльцом с чисто подметенными ступенями.

Дом этот принадлежал экспедиции иркутских лимнологов, занимавшихся исследованием озера, теперь в нем жили охотовед и художник, поселившиеся здесь неделю назад.