За час до казни

Это выяснилось спустя полчаса. Все, кроме часовых, сидели в пещере, когда снаружи, справа от входа, внезапно прогремел взрыв, а вслед за ним – еще два.

– Всем оставаться на местах! – прокричал Переверзев и выскочил наружу.

Он бросился вправо, где занимал свой пост Разуваев. В голове майора была одна мысль: «Убиты! Все дозорные погибли!» Он втиснулся в щель между камнями, где в последний раз видел ефрейтора, и ощутил под собой что-то живое. И это живое больно ткнуло его в бок, и голос Разуваева произнес:

– Не надо все-таки с такой силой меня прессовать! Как-никак я человек раненый…

– Так ты живой! – с облегчением воскликнул Переверзев.

– А что мне сделается? – отозвался ефрейтор. – Я заранее поглубже в щель упаковался, вот и живой. А то мне что-то эта их беготня не понравилась. Я и ребятам сказал, чтобы снаружи не сидели, а спрятались.

– А что это было – гранатомет или безоткатное орудие, как думаешь? – спросил майор.

– Я думаю, гранатомет, – ответил ефрейтор. – Безоткатное все же сильнее бьет. И потом, тяжело его на такую высоту затащить. Я понял, чего это они давеча бегали. Они место высматривали, откуда можно из гранатомета прямо в пещеру залудить. Да только ничего у них не вышло. Нас вот эти скалы защищают.

И Разуваев обвел рукой груды валунов вокруг пещеры.

– Нет такой точки, откуда можно прямой выстрел в пещеру произвести, – заявил он. – А то бы нам несладко пришлось…

Он был прав. Если бы снаряд гранатомета взорвался внутри пещеры, стенка, сооруженная бойцами, скорее всего, не выдержала бы, и большая часть группы погибла. А так снаряды взрывались возле входа и угрожали только часовым. Переверзев обошел посты и убедился, что все его люди живы. Правда, Мусагалиев пострадал: осколком ему оторвало мочку уха. Но Рогов быстро перевязал рану, на боеспособности рядового она не отразилась.

Подумав, Переверзев изменил порядок дежурств. Теперь на часах стояли по два человека. Им было приказано укрываться среди камней, чтобы избежать поражения осколками в случае новых обстрелов.

Мера оказалась своевременной: до темноты душманы еще дважды обстреляли позиции группы из гранатомета. Однако на этот раз никто не был ранен.

И вот солнце село, наступила третья ночь, которую им предстояло провести в пещере. Откладывать дальше было нельзя. И майор решил, что после полуночи они пойдут на прорыв. К прорыву надо было тщательно подготовиться.

Он как раз раздумывал над тем, что надо будет взять с собой, а что оставить, когда к нему подошел терапевт Соломин. Глядя куда-то в сторону, он тихо произнес:

– Вы знаете, я решил… да, решил, я останусь здесь. Противно, конечно, но… Ведь я же не дойду! Я буду вам только обузой! Разве не так?

– Видимо, так, – ответил Переверзев, внимательно глядя на медика. – Хотя я знал случаи, когда физически слабые люди вдруг проявляли необычайную стойкость. Действовали через «не могу». Но если вы не чувствуете в себе такой силы, тогда лучше остаться.

– Да, так будет лучше… Для всех лучше! – горячо воскликнул Соломин. – И для меня, и для вас… Для всех!

Как видно, ему хотелось убедить в правильности принятого решения не столько майора, сколько самого себя. Он все еще колебался, все еще не мог решиться…

– Так вы и правда сегодня уйдете? – спросил он. – А когда? И куда?

– Скорее всего уйдем, – ответил Переверзев. – Но поскольку вы, Кирилл Юрьевич, приняли другое решение, я вам не могу сказать ни время, ни тем более цель. Зачем вам знать, куда мы направимся? Ведь у вас наверняка будут это спрашивать другие. Лучше, чтобы вы этого не знали.

Врач хотел еще что-то сказать, как-то оправдаться, но майор уже повернулся и вышел из пещеры. Надо было обдумать сегодняшние действия до малейшей детали. И тратить время на разговор с врачом Соломиным вовсе не хотелось. При этом майор предвидел, что, если им удастся выбраться живыми из этой передряги, его потом не раз спросят – и в Самаре, и в Москве – почему и как он оставил одного из врачей в руках боевиков. Спросят и вменят это ему в вину. Однако на решение Переверзева эта мысль никак не повлияла. Он знал, что терапевт останется в пещере. Мало того, он решил, что перед уходом врача придется связать, и рот заткнуть кляпом. Иначе слабовольный доктор уже через несколько минут после их ухода (если удастся уйти тихо) не выдержит и побежит к боевикам. Допустить этого было нельзя.

Раздумывая об этом, майор еще отошел от входа в пещеру. И тут вдруг он услышал тихие голоса двух человек, беседующих друг с другом. Один голос он узнал сразу – он принадлежал ефрейтору Разуваеву. А вторым собеседником была Настя Мельникова.

– Да, вот так и получилось, что осталась я совсем одна, – говорила Настя. – Ни мужа, ни ребенка… И такая меня тогда тоска взяла – хоть удавись! И тут увидела я предложение: требовались врачи в международную группу медиков для работы в Афганистане. И я сразу согласилась. Нет, не из-за денег. Что мне деньги! Вырваться мне надо было из этого круга. Вот и вырвалась…

– Теперь жалеешь? – спросил ефрейтор.