За час до рассвета

Земля дышала жаром. В непродуваемых ветром кустах пахло распаренными вениками, ноздри улавливали присутствие мяты, шалфея, белладонны. Снова в ушах прозвучала фраза: «Мне подвластны волчьи тропы». Гортанный, хрипловатый голос Шмеля она узнает из тысячи других. Нет, не ошибется, пусть Юра положится на нее!

КАЗНЬ

Ружа терпеливо ждала. Наконец услышала громкие мужские голоса. «Оповещает», — подумала о Юрии.

Голоса приближались. Маслов что-то громко рассказывал. Давлетхан попробовал унять его:

— Потише ты, зверей распугаешь.

Вскоре они показались на поляне. Айтек опоясан патронташем, на плече, в такт шагам, раскачивалась двустволка.

Приблизившись к Руже, скрытой зарослями, Маслов, отдуваясь, громко взмолился:

— Дядя, за вами не угонишься, взмок я. Давайте сделаем привал!

— Эх, молодежь, хлипкостью вас разбавили, — С добродушной ухмылкой проговорил Айтек, усаживаясь на камень. — А я привык. В иной день пятьдесят километров отмахаю — и хоть бы что! Встряхнусь — и снова в путь. Отдыхай, идти больше некуда. Они сами к нам припожалуют, к приманкам, мною разбросанным. Хорошо в лесу. Ты молодец, что пораньше из душной квартиры вытянул. Я тебе уже говорил, что сам собирался сегодня поохотиться, больше времени не будет. Вот подвалю оленя вам в подарок, спокойно в горы подамся.

— В горы? Зачем?

Маслов все время вызывал дядю на разговор, давая возможность Руже как можно, лучше расслышать его голос.

— Понимаешь, — доверительно начал Айтек. — От напарника весточка пришла, на помощь зовет. Понимаешь, зубры сбились в каменистом ущелье. Понимаешь, если им немедленно не помочь, от голода подохнут. А разве мы для того их разводили?

Назойливо повторяемое «понимаешь» убедило Юрия в обратном: дядя юлит, врет. «Ружа не ошиблась, он Шмель, — стучало в голове. — Хитришь, твои зубры фашистскими альпийскими стрелками называются». Но лицо Юрия по-прежнему выражало почтительную приветливость.

Юрий взял стоявшую у ног дяди двустволку, вскинул к плечу.

— Прямо игрушка! — похвалил он. — Немцы беспощадны, у кого оружие найдут. Не боитесь?

— Осторожно, картечью заряжено! — предупредил Давлетхан. — Немцы к нам в поднебесье не заглядывают, большаков держатся. А ружьишко прячу, при нашем деле без оружия никак невозможно.

Из зарослей выскочила Ружа. Выбросив руку в сторону Давлетхана, крикнула: «Это он! Шмель! Точно он!»

Ужас настолько парализовал Айтека, что вначале он не издал ни единого звука. Наконец, протянул руки к Маслову:

— Брось комедию разыгрывать, племянник. Ружье отдай.

— Ни с места!

Маслов отступил, отрезал Давлетхану путь к лесу. Взял ружье на изготовку, щелкнул затвором. Айтек не спускал с него горящего взора.

— Опомнись, я твой дядя, — голос у него дрожал, на лице выступил пот. — Откуда эта сумасшедшая баба, кто она?

— Твой судья! — выкрикнул Юрий. — Отвечай, Шмель: за сколько сребреников врагу продался?

— Очумел, что ли? Я немцев в глаза не видел!

— Только эсэсовец руку ему жал, — продолжала изобличать Ружа, — за то, что в проводники нанялся. Немцы не поскупились, целый санаторий под личную дачу обещают. Только на берегу Черного моря ему не нравится: соотечественников, видите ли, не выносит. Райскую жизнь в Швейцарии выторговал.

— Ну, владелец волшебного ключика, слышал, что она говорит? Ты изобличен. Признавайся: в каком месте пообещал альпийских стрелков через перевал провести? Ну! — приказал Маслов.

— Брешет сука! — крикнул Айтек. — Отдай ружье.

— Ты вчера с Рейнхельтом сделку скреплял. Молчишь? — торжествовала Ружа. — Я рядом была, в соседней комнате.

Айтек бросил на нее звериный взгляд. Будто бы сделал открытие, воскликнул:

— Она провокатор. Убей ее! Дай я сам, — Айтек сделал несколько шагов к зарослям.

— Назад! — приказал Маслов. — Шмель, ты выдал себя! Тебя не спасет, что ты на оккупированной территории. Советская власть предателя всюду достанет и покарает. Вчера ты жал фашисту руку, а сегодня — становись к стенке.

Маслов прицелился. Хлопнул выстрел. Шмель как бы споткнулся, взмахнул руками, сделал несколько торопливых шагов, лицом плюхнулся в воду… На поверхности осталась его белая войлочная панама: она, набрякнув водой, медленно опустилась на дно. Растаяли водяные круги, лишь легкая зыбь трепетно проносилась по зеркальной глади озера. Но так было и до Юриного выстрела…

□

Падение Айтека Давлетхана началось после вступления в так называемую добровольческую белогвардейскую армию. Вначале самолюбию Айтека льстило, что его приблизил к себе сотник — сын богатого коннозаводчика из сальских степей. Через полгода сотник стал командиром летучего карательного отряда. Давлетхан душой и телом прилип к командиру, возведшему его в звание подхорунжего.