За час до рассвета

Борис Бобров, Абрам Каплан, Иван Свирепо и Зиновий Миттель остались на месте, чтобы прикрывать товарищей от внезапного нападения. Николай Алексеев и Михаил Козловский с восьмикилограммовой миной ринулись на дорогу. Успех операции решали минуты. Козловский сдернул с себя плащ и разостлал его на земле. Тут же весь щебень и песок, которые выбирали из-под шпалы, аккуратно клали на плащ. Через минут пять работа была закончена. Алексеев засунул мину под шпалу, вставил капсюль и тщательно замаскировал песком и щебнем.

— Ну вот, готово. Надо отходить…

Они отползли в кусты ольшаника, а оттуда бегом к оставшимся в засаде товарищам.

— Отходим! — не останавливаясь, бросил Николай.

Отбежав метров на восемьсот, подрывники остановились в густых кустах, дожидаясь взрыва. Вскоре послышался далекий перестук колес.

— Ну, сейчас ахнет, — прошептал Иван Свирепо.

— Не говори «гоп», пока не перескочишь, — наставительно произнес Михаил Козловский.

Алексеев сидел на корточках, прислонившись к ольхе, и сосредоточенно прислушивался к шуму приближающегося поезда.

— Должен бы уже быть взрыв, — проговорил он. Но паровоз остановился, и никакого взрыва не последовало. «В чем дело? — думал Николай. — Неправильно поставил капсюль? Не может быть».

Подрывники тоже стали волноваться.

— Может, обнаружили, товарищ командир? — с сожалением спросил Абрам Каплан.

— Он назад махнул, — сообщил Иван Свирепо.

— Да, и это может быть, — неохотно проговорил Алексеев.

— Не назад, а сюда идет, на Минск, слышите? — горячился Василий Назаров.

— Точно, идет, — подтвердил Иван Свирепо.

Вскоре шум поезда стал отчетливо слышен. Паровоз пыхтел, выпуская клубы пара, шел на небольшой скорости. Гитлеровцы знали, что партизаны часто минируют дорогу, поэтому машинист вел эшелон как бы на ощупь.

Томительно тянулись секунды… Еще мгновение — и высоко в небо взвился огненный смерч. Кругом поднялась стрельба.

— Так им и нужно! — громко проговорил Алексеев и, обратившись к товарищам, добавил: — А теперь, ребята, двигаем в Богатыревский лес, на отдых.

Идти предстояло километров шесть. Алексеев из осторожности приказал Ивану Свирепо и Михаилу Козловскому идти впереди и вести разведку. В лес вошли рано утром. Над низинами еще висел туман, кругом стояла тишина. И только партизаны стали пробираться сквозь небольшие кусты, как увидели идущие по грунтовой дороге две автомашины. За ними тянулся густой шлейф пыли.

— Хлопцы, в засаду! — скомандовал Алексеев.

Партизаны залегли на опушке леса и стали наблюдать за машинами, из которых одна была черным фургоном. У опушки машины остановились. Алексеев даже подумал, не обнаружили ли их фрицы. Но нет.

С грузовика спрыгнули десятка два гитлеровцев. У всех были автоматы наизготовку. Выстроились полукольцом, и офицер стал что-то кричать и усиленно жестикулировать. Алексеев понял: гитлеровцы спешат, что-то собираются сделать. Он передал по цепочке приказ: стрелять только по его сигналу. Партизаны переглянулись: мол, поняли.

Открылась дверь фургона, и оттуда сначала вывалились три эсэсовца, а затем с трудом выволокли двух женщин с наручниками и завязанными глазами. Партизаны снова переглянулись. Было ясно: гитлеровцы привезли женщин на расстрел. Они подвели их к старому окопу… Офицер крикнул:

— Ахтунг! — Внимание!

За этим должна была последовать команда «Фойер!» — «Огонь!»…

И тихое солнечное утро разбудили резкие автоматные очереди. С первых же партизанских выстрелов пятнадцать гитлеровцев вместе с офицером были уложены на месте. Остальные в панике бросились за автомашины.

— Михаил! Абрам! — крикнул Алексеев. — Обходите их справа, мы — слева…

Козловский и Каплан перебежками от сосны к сосне стали приближаться к машине. И тут неожиданно заработал немецкий ручной пулемет. Один из гитлеровцев спрятался за колесо автомашины и безудержно строчил. Козловский и Каплан стали подползать к нему. Неожиданно слева из-за фургона затрещали автоматы. Абрам Каплан решил, что огонь ведут партизаны. Он поднялся во весь рост и бросился к машине, но тут же упал. Михаил Козловский дал длинную очередь, и пулемет затих. И почти в ту же минуту фургон взлетел на воздух… Это Алексеев и Иван Свирепо бросили под машину гранаты. Автоматная стрельба прекратилась, только горел изуродованный фургон. Партизаны бросились к Каплану. Возле него на коленях, сняв кепку, стоял Козловский.

— Жив? — спросил Алексеев.

— Нет… — едва слышно ответил Михаил.

Женщины, словно каменные, продолжали стоять у окопа.

— Свирепо, Козловский, сделайте носилки. Остальные — собирать оружие, — отдал приказ Алексеев, а сам пошел к женщинам.

— Вы свободны! — еще издали крикнул он.

Обе женщины как подкошенные свалились в окоп. Николай забросил на плечи автомат, спрыгнул в окоп и вытащил несчастных — сначала одну, затем другую. Подошли партизаны. Сняли наручники, развязали глаза. Но женщины были без сознания, на лицах кровоподтеки.

— Воды, ребята, нужно, — сказал Алексеев. — Они живы… Видно, от страха все это…

От машин к ним бежал увешанный немецкими автоматами Борис Бобров и показывал в сторону грунтовой дороги.

— Что? — спросил Алексеев.