За черным соболем

На другой день утром, взяв с собой на целую неделю продуктов, Софронов и Авдеев пошли разыскивать оленеводов, а меня оставили в лагере. Чтобы быстрей скоротать время, я решил обследовать прилегающий лес, поискать какой-нибудь след, а может даже увидеть соболя. Взяв с собой лайку, оставленную мне Авдеевым и за несколько дней пути совершенно привыкшую ко мне, я пошел по намеченному азимуту. (Боясь заблудиться в незнакомом месте, я решил не рисковать и ходить только по компасу.)

Лайка ростом и окраской так походила на волка, что я невольно тянулся к ружью, когда она внезапно появлялась из-за валежины или из кустов. Собака несколько раз подавала голос, всякий раз сердце мое вздрагивало, и я поспешно бежал к ней, но то были белки, еще не одевшиеся в зимние дымчато-серые шубки. Соболя не было. Напрасно я два дня рыскал с собакой по лесу: ни следов, ни признаков обитания этого нужного мне зверька обнаружить не удалось. Правда, снегу еще не было и след увидеть было трудно, только разве случайно, однако я полагался на чутье лайки, уже натасканной на всякого пушного зверя. Как бы компенсируя эту неприятность, собака подняла в мелком березняке каменного глухаря. С резким хлопаньем крыльев с земли поднялся большой черный петух и, пролетев немного, сел на сухую лиственницу. Был он размером лишь немного меньше обыкновенного глухаря и отличался ог него более длинным хвостом и темным клювом. Птица с любопытством рассматривала снующую под деревом собаку и сердито пощелкивала на нее клювом. Меня она не замечала. Я подкрался к ней поближе и выстрелил. Смертельно раненный глухарь сорвался с дерева и полетел, неестественно быстро махая крыльями. С разгона он налетел на ветвь дерева, ударился о нее и, перевернувшись в воздухе, тяжело хлопнулся о землю. Когда я подбежал к нему, он был уже мертв, а лайка, помахивая хвостом, ласково смотрела мне в глаза, словно ожидая похвалы.

- Молодец, Кирька!- потрепал я по загривку собаку, которого почему-то звали непонятным мне именем «Кири-нас».- Будет у нас сегодня пир!

В лагере я аккуратно снял с глухаря кожу, очистил оставшиеся в крыльях кости от сухожилий и мышц, а череп птицы от мозга, глаз и языка и, смазав шкурку раствором мышьяковистого мыла, набил сухой осокой, чтобы предохранить от порчи. У меня уже собиралась приличная коллекция птиц, имеющих промысловое значение в этом крае.

Только па четвертый день вернулись Софронов и Авдеев. Опп привели за собой семь вьючных быков и одну олениху с Iеленком-тугуткой. Олененок бежал на тонких ножках, иногда останавливался, схватывал клок лишайника и тут же вприпрыжку догонял мать.

- Зачем вы привели с собой олениху? - удивился я.- Ведь на нее нельзя вьючить груз, она же с теленком!

- Доить будем,- ответил Софронов.- Оленье молоко очень хорошее.

Сняв с оленей пустые переметные сумки, Софронов подвязал каждому палку под шею, чтобы она путалась у них возле ног и не позволяла далеко уйти от лагеря. Олени сразу разбрелись пастись, ловко срывая с ерника - низкорослой березки Миддендорфа-листочки.

- А найдем их утром? - усомнился я.

- Олень, однако, не птица, по тайге ногами ходит, след оставляет,- спокойно ответил Софронов.

К вечеру он развел большой дымокур, и олени сами пришли к огню: они боялись мошки и комаров. Софронов взял кружку и подоил олениху. Она дала молока не больше стакана. Он вылил его в чайник. Против моего ожидания чай получился очень вкусный: оленье молоко превосходило по жирности коровье. Так в наше питание было внесено некоторое разнообразие.

Распределив груз на вьюки, мы приготовились к дальнейшему пути через Джугдыр.

ЧЕРЕЗ ДЖУГДЫР

После изнурительного медленного подъема по реке на бате возможность идти налегке за оленями, которые будут нести весь груз, казалась заманчивой.

Двигаясь по реке, я еще не видел как следует гор. И вот мы впервые поднялись на небольшую сопку. Облачная пелена растаяла под лучами солнца, и панорама белого величественного хребта открылась перед нами.

Безлесные заснеженные конусы горных вершин - гольцы - высоко уходили в небо. На их скалистых обрывах как будто написано - «Не пройдешь!».

Наш караван остановился. Позванивая боталами, олени стали щипать ягель, но, связанные поводьями, больше мешали друг другу, чем паслись.

Неужели мы сумеем перелезть через такую неприступную на вид горную цепь? С такими мелкими, словно годовалые телята, оленями преодолеть такую преграду? Мне просто не верилось, тем более что я еще не имел случая убедиться в выносливости этих животных.

Будто отвечая на мою мысль, Софронов сказал:

- На очень высокие горы не пойдем, они в стороне останутся. Мы ключиками обходить будем… Через Джугдыр перевал есть, ходить можно!

Поправив вьюки, он взял повод передового оленя и зашагал вперед. Олени пошли гуськом и хотя ступали вроде осторожно, стараясь попасть копытами след в след, но шли быстро.

Авдеев держался сбоку каравана, иногда забегая вперед, когда надо было орудовать топором, там, где видел, что оленям не протиснуться с вьюками в зарослях кедрового стланика. Густой багульник мешал идти.