За черным соболем

Над пеленой тумана, как бы вырастая из нее, тянулись вверх голые сучья высоких чозений - стройных деревьев, напоминающих своим строением украинский пирамидальный тополь: такое же стремление вверх сучьев, компактно собранных вокруг ствола. Пар, поднимавшийся над рекой, оседал на ветвях деревьев и кустарниках, покрывая их игольчатыми кристалликами льда. Наращиваясь, они превращались в белые причудливые кружева, бахромой свисавшие с самых тонких веточек. В лунном свете все искрилось, сверкало, а темная река как будто кипела. Это было немного странно.

Замедлив шаги, я осторожно раздвинул тальники и ступил на лед реки. Из-под лыж тут же выступила вода. Она растекалась поверх льда, пропитывая собой снег, лежавший сверху.

Мороз охватывал воду тонкой, звенящей корочкой льда, но идущая откуда-то снизу вода снова разливалась поверх этой слабой корочки. От нее-то и шел пар, хотя температура воды была не более одного-двух градусов.

К весне подземные воды прорывали ледяной покров рек и выходили на поверхность, образуя наледи, делавшие реки непроходимыми. Хотя глубина воды поверх льда не превышала десяти-двадцати сантиметров, но кто решится ступить ногой в воду, если мороз тут же схватит и заледенит обувь?

Вода и мороз - это страшная штука для пешехода, когда вблизи нет жилья и нет уверенности, что через четверть часа будешь сушиться у огня.

Пройти на лыжах было невозможно, вернуться к палатке старой дорогой нельзя, так как совсем стемнело, и я должен искать обход вокруг наледи. Вот так сократил свой путь!..

Я долго пробирался вдоль берега, отыскивая подходящее место для перехода. Поднявшись на косогор, увидел вдали сверкнувшую огненную черту выстрела, а затем и его грохот: это обеспокоенные моим отсутствием проводники подавали сигнал - стреляли вверх. Я был рад, что не придется ночевать под открытым небом у костра и быстро пошел в направлении выстрелов. Через час я сидел уже в палатке, пил горячий чай, а Авдеев снимал с кабарожки шкурку, подвесив ее за ноги к шесту, стоявшему посреди палатки.

Обследование дубликанских ельников, среди которых мы стояли несколько дней, подтвердило слова Логинова. Соболя здесь много, значительно больше, чем в каком-либо другом месте буреинского бассейна. Однако взять его здесь будет нелегко: крутые каменистые россыпи, густые ельники с непроходимыми ветровальными участками леса, кедровые стланики. Природные условия были здесь благоприятными для укрытия ценного хищника.

Несмотря на большое количество соболя, мы добыли его совсем мало, но зато заложили несколько учетных площадок, что было куда важнее для моего отчета об экспедиции и определения запасов соболей.

Переход на Гуджал лежал через обширную марь - долину реки Сутырь.

Проходя по мари, я обратил внимание, что Софронов всматривается в следы, оставленные чьими-то оленями. Снег местами был разрыт до земли и обрывки ягеля валялись на снегу.

- Согжой кормился! - крикнул он мне, показывая на следы.- Охотиться будем!

Скоро пустили своих оленей пастись. Я не особенно жаждал охоты, так как мясо у нас было, и забыл о словах Софронова, но утром он попросил меня осмотреть марь в бинокль.

Я вышел из палатки и сразу же заметил трех оленей, пасшихся довольно далеко.

«Домашние, наверное»,- подумал я и указал на них, передав бинокль Софронову.

- Это дикие олени,- уверенно сказал он,- я своих оленей знаю.

- Едва ли их возьмешь, место очень чистое,- говорил я,- разве подкрадешься к ним на верный выстрел!

- Чистое место - хорошо, можно охотиться,- ответил Софронов и передал мне бинокль.- Побегу оленя ловить!

С этими словами он побежал по следу своих оленей и вскоре появился уже верхом на быке. Второго он вел за собой на поводу.

- Ты на охоту не ходи,- сказал он.- Будешь в бинокль смотреть, как я буду согжоя стрелять. Неси мне свой карабин!

Не представляя себе охоту за северными оленями верхом, я остался у палатки.

Софронов рысью погнал своих оленей к согжоям. Когда до них оставалось менее полукилометра, он соскочил с верхового оленя и, прячась за ним, стал приближаться к пасущимся согжоям. Вскоре один из оленей заметил приближающихся к нему чужих, резко вскинул голову и насторожился.

Софронов, прятавшийся за оленем, выпустил повод второго оленя, и тот стал пастись - разгребать снег копытом в поисках ягеля.

Согжой вроде успокоился, и Софронов начал осторожно приближаться к ним, прячась за своего оленя и обходя их полукругом. Когда до животных оставалось метров двести, он положил карабин на спину своего верхового оленя и замер. В окулярах бинокля я хорошо видел, как бросился в сторону ближайший к охотнику согжой, а затем повалился на бок, как остальные понеслись по мари, вздымая копытами снег. Немного позднее до моего слуха долетел звук выстрела.

Вернулся Софронов не скоро. Я поздравил его с удачным выстрелом и поехал с ним за добычей. Меня интересовал дикий олень, прародитель домашнего оленя. Сделав нужные промеры, я помог Софронову ободрать тушу быка и разделать ее на куски. Общий вес согжоя не превышал семидесяти килограммов. Мы погрузили его на нарту и повезли к нашему лагерю.