За чертой

– Это вопрос, предложение или приказ? – Лазить по зимним карчам мне неохота, и я отшучиваюсь.

– Сейчас день короткий. Не тяни кота за… – торопит Жека.

С того времени, как отделилась Украина, российские земли на правом берегу Деркула никто не контролировал. Старое русло Деркула, где проходила условная граница, заросло непролазным лесом. Его многие годы никто не чистил. Украинцы побаивались влезать теперь уже в чужую державу, а россиянам не с руки было возить лес через реку. Охотники давно не заходили сюда ни с той, ни с другой стороны. И в этих буреломах расплодившееся стадо диких кабанов чувствовало себя вольготно и в безопасности.

– Живьём брать будем или стрелять? – вновь смеюсь я.

– На месте разберёмся… Каких постреляем, каких в плен возьмём, – уловив мою иронию, подыгрывает Жека.

– Это ж браконьерство, Жека.

– А картошку у мамки выбрать не браконьерство? А сенокос твой перебуровить?.. – парирует тот. – И кому платить? Кабаны-то тут ничейные, без прописки. Сегодня здесь, завтра там…

Вышли к реке. По тонкому льду переползли на другую сторону. Был небольшой мороз; неяркое белесое солнце едва просвечивалось сквозь серую пелену, затянувшую небо, и укутавший землю снег не слепил – холодно синел в далёких буераках горы.

– Вдвоём нам не управиться, – прерывая молчание, говорю я. – По тропе с двух сторон будем гнать, чтоб не сошли. Нужен третий в засаде…

Морща нос, Жека некоторое время обдумывает моё предложение.

– Кубане́ц! – наконец, восклицает он. – Пошли за Кубанцо́м!

Таким образом, оказываемся у Кубанца́, и Жека четверть часа пытается поставить его на ноги. В конце концов, взлохмаченный, с красными то ли с недосыпа, то ли с перепоя глазами Кубане́ц садится в постели.

– Живо одевайся! – торопит Жека.

Кубане́ц некоторое время раздумывает и, качнув своей нечёсаной башкой, повторяет упрямо:

– Нет, не пойду… Я с суток пришёл – в голове рой… Не пойду…

– Как это не пойдёшь? Не видишь – за тобой атаман пришёл! – кивая на меня, кричит Жека.

– А-а, Саня… – приоткрыв опухшие глаза, наконец замечает меня Кубане́ц и протягивает руку.

– Он атаман Кудину… У меня Носач атаман, – говорит Жеке.

– Сейчас он Носачу прозвонит, тот тебе быстро плетюгана пропишет за непочитание старших.

– Кто, Носач? Мне?.. Да я…

– Слушай, Кубане́ц, – видя, что дело заходит в тупик, оттесняю Жеку. – Тебе и делать почти ничего не нужно. Поставим тебя на тропе с двустволкой, а сами с Жекой обойдём старое русло и шуганём на тебя… Как только на тебя выйдут – знай только постреливай…

– Главное – не засни до нашего прихода, а то ещё затопчут тебя, – предупреждает Жека.

– Что? Затопчут меня?!. – как породистый жеребец вскидывает Кубане́ц свою взлохмаченную голову.

– Я бы и сам на тропе стал, но ты лучше стреляешь… – добавляю я.

Последняя моя фраза преобразила Кубанца́, и он стал одеваться.

– На Новый год с мясом будем! – подбадривает Жека.

Вышли в заросшее камышом и осокой старое русло. Утренний заморозок сменила стремительная оттепель. Иней, ещё недавно рядивший в свою бахрому деревья и метёлки поникшей травы, растаял и на кончиках веток повисли хрустальные капли воды. Подтаявший снег громко порыпывал и попискивал под ногами. Отыскали тропу, выбрали подходящее место.

– Хорошо – ветер от свиней дует. Не учуют… – говорю я.

– Если завалю хряка – мясо брать не буду, – предупреждает Кубане́ц. – Хрячатину ешьте с атаманом сами. Я заберу шкуру…

– Ага, заберёшь… – усмехается Жека. – Курочка в гнезде, а яичечко в… Сначала завали, потом шкуру поделим…

Кубане́ц сел на пеньке, ружьё прислонил к дереву. Достав из-за пазухи двухлитровую бутылку вина, поставил перед собой.

– Чтоб не замёрзнуть, пока вы ходить будете… – пояснил он.

– Ты смотри, снайпер, в нас только не влупи, – предупреждает Жека.

– Ну, если только будете хрюкать… – отпивая из бутылки вино, говорит Кубане́ц и машет рукой, чтоб мы уходили.

– Я чувствую, пока мы загоним, ты тут сам хрюкать будешь, – ворчит Жека и советует Кубанцу́ сойти с тропы и занять позицию в стороне.

– Кабана лучше бить в бочину, в рыло его не взять…

– Отойду… – обещает Кубане́ц и вновь отхлёбывает вино.

Удаляемся. Далеко обходим тропу. Расходимся в разные стороны.

– Гей! Гей! Гей! – стуча по деревьям палкой, кричит вдалеке Жека.

– Гоп! Гоп! Гоп!.. – откликаюсь я и, продираясь сквозь буреломы, двигаюсь в сторону Кубанца́.

– Пошли! Пошли!.. – кричит Жека. – Напирай!..

Мне слышен топот идущего на Кубанца́ кабаньего стада. Сжимая с двух сторон тропу, мы бежим вслед за стадом.

– Гей! Гоп! Гей! Гоп!.. – орём, задыхаясь.

Стадо уже где-то рядом с Кубанцóм. Мы ждём выстрелов, но он почему-то медлит. Бежим, спотыкаемся, падаем.

– Что же он?.. – где-то рядом хрипит Жека. – И вправду, что ли, заснул?..

Наконец невдалеке гремит выстрел. Выходим на поляну, издали машем Кубанцу́.

– Кубане́ц, это мы! – шумит ему Жека. – Гляди не влупи по нам.

Издали видим на снегу красные пятна.

– Хоть одного завалил… – видя забрызганный кровью снег, ещё не отдышавшись, радостно захлёбываясь воздухом, выдыхает Жека. – Не зря гнали…

Подошли к Кубанцу́.

– Где кабан?

– Не попал… – виновато вздыхает тот.

– А кровь?..