За чертой

Теперь они постоянно обсуждали эту тему. Само собой разумеется, они обязательно поженятся когда-нибудь. Нужно только решить, как быть с Хилдой. Мари представляла по рассказам Нормана, как Хилда трудится не разгибая спины в их квартирке в Патни, а потом идет к Фаулерам пить портвейн или в клуб. Норман нарисовал не слишком лестный портрет своей супруги, и когда Мари робко сказала, что ей в общем-то все равно, какая она, Норман ее понял. Он не рассказал только об одном - о ненасытности Хилды в постели, о ее ночных вожделениях, как он называл это про себя. Такие подробности были бы неприятны Мари.

Самое сложное было уладить экономическую сторону развода с Хилдой. Норман никогда не будет много зарабатывать, ни в бюро путешествий, ни где-либо еще. Зная Хилду, Норман понимал, что едва речь пойдет о разводе, она потребует от него чудовищные алименты, и по закону он обязан будет платить. Она заявит, что надомная работа обеспечивает ей только гроши на мелкие расходы и даже такая работа ей уже не по силам, скажет, что у нее обостряется артрит или ее мучают ознобыши, придумает что угодно. Хилда возненавидит его за то, что он бросил ее и она лишилась покорного спутника жизни. Она все объяснит его изменой - и свое горькое недовольство жизнью, и свою бездетность: она увидит умысел там, где его и в помине не было, и злоба застынет в ее глазах.

Мари мечтала родить ему ребенка, ведь у него никогда не было детей. Она хотела иметь много детей и знала, что будет прекрасной матерью. И он это понимал: достаточно было посмотреть на Мари - сама природа назначила ей материнский удел. Но в таком случае ей придется бросить работу, как она и собиралась после замужества. А это означало, что они втроем будут существовать на мизерное жалованье Нормана. Не только они трое, но и дети тоже.

Перед этой головоломкой он был бессилен: он не мог найти решения, но почему-то верил, что чем чаще они бывают вместе, чем больше обсуждают свое положение и чем сильнее любят друг друга, тем больше надежды на то, что в один прекрасный день все как-то образуется. Правда, Мари не всегда терпеливо слушала его, когда он пускался в такие рассуждения. Она соглашалась, что надо сначала разобраться со всеми проблемами, но иногда вела себя так, будто никаких проблем и в помине нет. Ей хотелось забыть о существовании Хилды. Во время их встреч, всего лишь на какой-то час, она утешала себя тем, что они поженятся совсем скоро, в июле или даже в июне. Норман неизменно возвращал ее на землю.

- Давай сходим в отель и просто посидим там, - уговаривал он Мари. Сегодня вечером, перед твоим поездом. Это лучше, чем идти в буфет на вокзале.

- Но это же отель, Норман. Туда пускают только тех, кто там живет...

- В бар отеля может зайти кто угодно.

И вечером они отправились в отель, выпили в баре, а потом он повел ее на лестничную площадку первого этажа, обставленную как гостиная. В отеле было тепло. Мари призналась, что ей хочется опуститься в кресло и заснуть. Норман рассмеялся и ничего не сказал про ванную - с этим не следовало торопиться. Он посадил Мари в поезд, и тот увез ее к матери, миссис Драк и Мэйвис. Норман не сомневался, что всю дорогу домой Мари будет вспоминать великолепие "Западного гранд-отеля".

Наступил декабрь. Туманы кончились, но пришли холода, подули ледяные ветры. Каждый вечер, перед поездом, они заходили в бар отеля. "Давай сходим в ту ванную, - предложил он как-то раз. - Просто так". Норман не настаивал и вообще впервые упомянул про ванную с тех пор, как рассказал ей о своем открытии. Мари, хихикнув, ответила, что он несносен и она опоздает на поезд, если станет тут глазеть на ванные, но Норман возразил, что у них в запасе еще масса времени. "Как глупо!" - пробормотала Мари, остановившись в дверях и заглядывая в ванную. Норман обнял ее за плечи и увлек внутрь, боясь, как бы их не увидела горничная. Он запер дверь и поцеловал Мари. В первый раз почти за целый год они целовались не на людях.

В Новый год они отправились в ванную в обеденный перерыв. Норману казалось, что так они должны отметить годовщину своего знакомства. Он уже давно понял, как заблуждался, принимая Мари за легкомысленную девицу. Ее внешность соблазнительницы скрывала натуру почти чопорную. Странно, что у сухопарой и даже отталкивающей Хилды внешность тоже была обманчива. "У меня еще ни с кем не было", - призналась Мари, и он еще сильнее полюбил ее. Его трогало, с каким простодушием она хотела остаться девушкой до замужества, но Мари клялась, что не выйдет замуж ни за кого другого, и откладывать первую брачную ночь не имело смысла. "О господи, как я люблю тебя, - шептала она, когда он раздел ее в ванной. - Ты такой хороший, Норман".