За чертой

Квартира в Килберне была грязная и неудобная, и жизнь их в ней не имела ничего общего с тем, как они жили прежде, когда ходили в "Барабанщик" и "Западный гранд-отель". Они думали подыскать что-нибудь получше, но снять приличную квартиру за скромную плату было нелегко. Они совсем пали духом; теперь, когда они были вместе, все их мечты о собственном домике, детях, о спокойной, налаженной жизни казались как никогда далеки от воплощения.

- Мы могли бы переехать в Рединг, - в конце концов предложила Мари.

- В Рединг?

- К моей маме.

- Но она же отреклась от тебя. Ты сама говорила, что она не может тебе простить.

- Люди меняются.

Все так и получилось. В воскресенье они отправились в Рединг и там пили чай с матерью Мари и миссис Драк. Обе они демонстративно не замечали Нормана, а когда он вышел на кухню, то слышал, как миссис Драк возмущалась, что по возрасту он Мари в отцы годится. "Да что о нем говорить, - ответила мать. - Ничтожество, и только".

Тем не менее матери явно не хватало вклада Мари в домашний бюджет, и в тот же вечер, когда они уже собирались возвращаться в Лондон, было решено, что в ближайшее время Мари и Норман переедут к ним, при условии, что они поженятся сразу же, как только позволят обстоятельства. "Запомни, в нашем доме он только жилец и больше никто", - предупредила мать Мари. "Не надо забывать о соседях", - добавила миссис Драк.

В Рединге оказалось еще хуже, чем в Килберне. Мать Мари постоянно делала Норману унизительные замечания по любому поводу - то он не так вышел из туалета, то шаркал ногами по ковру на лестнице, то его грязные пальцы оставили пятна на выключателе. Мари возмущалась, разражался скандал, в него тут же вступала миссис Драк, она обожала скандалы, мать Мари начинала рыдать, а за ней и Мари заливалась слезами. Норман консультировался с адвокатом, можно ли развестись с Хилдой на том основании, что она изменяла ему с почтальоном и Фаулером. "У вас есть доказательства, мистер Бритт?" спросил адвокат и поджал губы, когда услышал, что доказательств у Нормана нет.

Он понимал, что скоро станет совсем невыносимо. Предчувствия не обманули его: нельзя было рассказывать Хилде и уходить из дома. С самого начала он вел себя непорядочно по отношению к Мари, да оно и не бывает иначе, когда девушка сходится с женатым мужчиной. "Раньше надо было об этом думать", - громко заявляла ее мать всякий раз, когда он проходил мимо открытой двери. "Какой же он эгоист", - так же громко вторила ей миссис Драк.

Когда Норман сказал, что им уже не на что надеяться, Мари принялась было возражать. Но сердце ее уже не так разрывалось, как было бы год назад. Постоянное напряжение сломило Мари, особенно скандалы в Рединге. Она, конечно, заплакала, когда Норман сказал, что они проиграли, он и сам уронил слезу. Он попросил перевести его в другое отделение бюро путешествий "Вокруг света" и уехал в Илинг, подальше от "Западного гранд-отеля".

Через полтора года Мари вышла замуж за пивовара. До Хилды дошли слухи, что Норман живет один, и она написала ему - мол, что было, то прошло. Норман, настрадавшись от одиночества в своей комнате в Илинге, согласился встретиться с Хилдой и в конце концов вернулся в их старую квартиру. "Зла не держать, - сказала Хилда. - Но и без обмана. У меня бывал один тип из клуба, управляющий "Вулвортом". Что ж, зла не держать, согласился он.

Для Нормана Бритта уходившие шестидесятые были неотделимы от чуда его любви к Мари. Ничто не могло опошлить эту любовь - ни презрение, с каким Хилда встретила тогда его признание, ни грязная квартира в Килберне, ни его унизительное положение в Рединге. Все, что было с ними, как они шли к отелю, а потом - непозволительная роскошь - сидели в баре, как с деланной непринужденностью поднимались поодиночке наверх, - все это казалось сказкой, словно по волшебству ставшей реальностью. И самым фантастическим в этой сказке была ванная на втором этаже, ванная, где они шептались, лаская друг друга, и где дальние страны, такие будничные для него на службе, манили к себе, как загадочные края, когда он рассказывал о них девушке, соблазнительной, точно подружки Джеймса Бонда. Теперь ему не осталось ничего, кроме воспоминаний. Иногда в метро он закрывал глаза и с пронзительной ясностью видел мрамор с нежными прожилками, огромные медные краны, ванну, в которой свободно помещались двое. А иногда ему слышалось журчание далекой музыки и голоса "Битлз", распевающих о любви в ванной комнате, как некогда они пели об Элеоноре Ригби и о других.

За чертой

Перевод Н. Васильевой

Мы любили ездить в Ирландию в июне.