Читаем За чистое небо (Сборник) полностью

Дмитрюк улыбнулся. Ну, конечно же, это Нина Устинова. Вот уж кого действительно годы не берут! А ведь она и на фронте была самой старшей по возрасту среди своих подруг - девушек из группы вооружения. И недаром с прежним обожанием смотрят на нее гвардии сержант Наташа Савалова и гвардии ефрейтор Машенька Полыгалова. Сейчас Наташа - воспитательница в школе-интернате, а Маша - управляющая банком. Тоже идут по жизни по-фронтовому. Конечно, посеребрились их головы, стали они не единожды бабушками - так от этого никуда не денешься. И все-таки, несмотря ни на что, не стареют их души, не черствеют сердца. Придет время, им - женщинам военных лет - люди воздвигнут памятник за их беспримерный героизм и золотые руки, за беззаветную любовь, невыплаканные до сих пор материнские и вдовьи слезы.

"Ту" качнулся снова, его двигатели перешли на басовитую октаву. Дмитрюк, услышав характерный перестук выпускающихся колесных тележек шасси, впервые за все время пути придвинулся к иллюминатору. И тотчас же невольно вздрогнул. Точно таким же он увидел этот суровый край и тогда, в сорок втором.

...Война застала командира звена младшего лейтенанта Григория Дмитрюка на Дальнем Востоке. На первом его рапорте с просьбой отправить на фронт стояла дата - 22.VI.41-го. На последнем, через который - красным по белому - легло размашистое "Откомандировать в распоряжение..." - был зафиксирован декабрь. А все эти месяцы - напряженная учеба: тактика, воздушные "бои", стрельбы. Заставлять никого не приходилось. Все понимали: чтобы побеждать, надо быть сильней врага. Но вот наконец-то пришел декабрь и прощай Дальний Восток - земля, где родился и вырос.

1 мая 1942 года 145-й истребительный авиационный полк, в котором теперь служил Дмитрюк, завершив переучивание на "киттихауки" и "аэрокобры", перелетел на северный прифронтовой аэродром Шонгуй. Здесь, на заросших жиденьким леском каменистых сопках и топких болотах, все еще лежал снег. Не было снежного покрова лишь у самого моря, и оттого Григорию сверху показалось, что оно темно-свинцовое, мрачное, как бы оторочено черной траурной каймой. И вообще Север ему, коренному дальневосточнику, где сопок, болот и тем более воды тоже не занимать, не понравился. Во всяком случае, в тот первый день Дмитрюк никак на думал, что он потом через всю жизнь пронесет в своем сердце большую любовь и привязанность к этому мужественному краю.

На следующий день, 2 мая, полк приступил к боевым действиям.

Девятку истребителей прикрытия вел комэск капитан Павел Кутахов опытный командир и отличный летчик с орденом Красного Знамени на гимнастерке.

Скоростные бомбардировщики (СБ) - на каждом по тысяче килограммов бомбового груза - держали курс на Луостари. По разведданным, в последние дни там скопилось подозрительно большое количество самолетов. Гитлеровцы явно что-то затевали. Наше командование решило внезапным ударом сорвать замысел врага.

Дмитрюк летел ведомым у штурмана полка майора Шевченко. Таков неписаный закон войны: в первый бой новичок идет рядом с уже познавшим почем фунт ее лиха солдатом. Ссутулившись в тесной для его рослой, крупной фигуры кабине "киттихаука", Григорий чутко следил за ведущим. Так приказал Кутахов.

- Ваша главная задача на сегодня - привязать свои глаза к хвосту командира. Да, да, не посмеивайтесь, Габринец, - именно привязать. Помните: ведомый - "щит" ведущего. Прикрыт ведущий - и на страшны хваленые гитлеровские асы, пусть хоть сразу всем скопом наваливаются. Брошен пропали оба. А если, допустим, еще ты и "отвязался" - всем нам. Я уже не говорю о бомберах: их просто перещелкают как куропаток, - напутствовал Павел Степанович молодежь перед вылетом.

Сплошной линии фронта все из-за тех же сопок и болот здесь, на Севере, не было, и потому группа Кутахова, выбрав одну из "отдушин", проскочила ее без шума. Еще несколько минут звенящей тишины (Кутахов полушутя-полусерьезно обещал вырвать и "скормить собакам" язык всякого, кто "хоть слово пикнет до цели") и вот он - аэродром. Скоростные бомбардировщики немедленно приступили к делу. Дмитрюк вполглаза видел, как внизу разом вздыбилась и вспыхнула "тундра" - чего-чего, а маскировать и камуфлировать немцы умели, - как огонь и железо жгли, рвали, разбрасывали по частям приготовившиеся к старту "юнкерсы", "дорнье" и "хейнкели". Заход стандартный, как учили, разворот на 180 градусов, и еще заход. Для гарантии. А теперь "по газам", и домой. Вслед запоздало с остервенением затявкали эрликоны.

Когда до Шонгуя оставалось рукой подать, Дмитрюк услышал в шлемофоне спокойный, чуть глуховатый голос Кутахова:

- Внимание! Сзади справа "мессеры"!

Дальнейшие события развивались настолько стремительно, что Григорий ни потом, через годы, ни сразу же после посадки так и не мог воспроизвести в памяти всех подробностей начала этого первого в своей жизни воздушного боя. Он четко запомнил лишь, что успел тогда увидеть и даже для чего-то пересчитать - двадцать четыре! - летевших им наперерез на большой скорости "мессершмиттов".

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное