Читаем За чистое небо (Сборник) полностью

...Усталое тело требовало сна, но переутомленный мозг бодрствовал. Тушев повернулся на бок - койка противно скрипнула, стал считать про себя. "Один, два... Тридцать... Кто выдумал детскую считалку? ...сто сорок семь... Обязан заснуть".

В просторной комнате общежития шеренгами стояли койки. Тушев заворочался в своем углу, приоткрыл глаза: через койку, заложив руки за голову, лежал его ведомый лейтенант Горбунов.

"Тоже мается, не спит, - подумал Тушев, - маловато нас осталось. Когда прибудут самолеты и пришлют пополнение?.."

Противнику удалось уцепиться за гряды холмов, тянувшихся вдоль берега реки Вуоксы. Он приспособил для обороны глубокие траншеи, которые остались с военной зимы 1939/40 года.

Наши оказались в низине, поросшей мелколесьем. Бомбардировщики противника, выскакивая из-за холмов на малых высотах и потому не особенно страшась зенитного огня, могли наносить бомбовые удары по низине, словно на полигоне. Но у них это редко выходило, ибо залегшую пехоту плотно прикрывала эскадрилья Тушева.

Противника сбросили с холмов в конце июля, после ожесточенного штурма, и он закрепился на противоположном берегу Вуоксы. Советским войскам предстояло форсировать реку. Тут надежный заслон с воздуха становился одним из решающих условий успеха.

Людей в эскадрилье осталось мало. Трое летчиков вот-вот должны вернуться из госпиталя. А пока в строю оставалась одна пара Тушев Горбунов, да на отдельные задания с комэском вылетал штурман полка майор Трофим Афанасьевич Литвиненко.

Боевые полеты велись в течение всего длинного светового дня. То нужно было сопровождать на штурмовку "илы", то обстрелять вражеский аэродром. Однако невзирая на летную нагрузку, главной заботой Тушева оставалось патрулирование в районе Вуоксы.

...Считалка не помогла. Иван Тимофеевич, так и не заснув, закурил с досады. Дверь приоткрылась, и в комнату тихо вошел офицер с маленьким фанерным чемоданом, окинул взглядом шеренги коек, прикидывая, где определиться.

- Занимай любую, - громко сказал Тушев. - Теперь будет веселее. Правда, Коля?

Горбунов присел на своей койке.

- Младший лейтенант Рожников, прибыл для дальнейшего прохождения...

- Ну и правильно сделал, что прибыл. Как раз есть свободная машина, с живостью отозвался Тушев.

Немного поговорили. Иван Тимофеевич ругнул тесноватый аэродром, на котором тогда базировался полк. Горбунов рассказал про последнее письмо от матери.

- Приказываю спать, - спохватился Тушев и демонстративно отвернулся к стене.

"Двадцать четыре... пятьдесят восемь. Пойти к сестрице Наде за таблеткой? Ого, второй час, а в пять подъем... Вот сиганут наши за Вуоксу, а дальше у врага нег серьезных укреплений. М-да, маловато нас... Эх, пушку бы какую пристроить дополнительно, все же мощь огня..."

Тушев неслышно встал, оделся, набросил на плечи теплую куртку и прошел через коридор к инженеру полка Турунову. Растормошил его, спящего.

- Сумеешь приспособить по пушке под крыльями самолетов?

Инженер, приехавший накануне с ремонтной базы и крепко спавший с дороги, взъерошил волосы:

- Почему-то дикие проекты у тебя рождаются исключительно по ночам. Кто позволит изменять конструкцию?

- Ну, ну, затарабанил. Маловато нас. Значит, нужно усилить вооружение каждой машины.

- Ладно, я обвешаю пушками твой американский "киттихаук", и если он после вообще взлетит, ты должен сообразить, к чему это приведет в бою.

- Убедил. Пушки отставить. Давай хотя бы по два реактивных снаряда на брата.

- Сам знаешь, нет сейчас на складе эрэсов. Нет-ту-ти. Понял?!

- Умри, а достань! У штурмовиков попроси.

- Табачку на цигарку я могу попросить. А эрэсы...

- Помни, Турунов, если завтра нас посбивают, тяжкий грех ляжет на твою совесть!

- Постой, пойдем к штурмовикам вместе.

- Э-э, нет! Это уже не мое дело. Мне положено отдыхать.

Тушев вернулся в комнату, разделся, лег, прислушался, - ребята уже похрапывали. Вдруг он почувствовал, как тонет. Место глубокое, дна все нет и нет, а вода мягкая, мягче пуховой перины.

Когда его сильно потрясли за плечо, он проснулся и беспомощно замотал головой, будто у него склеились веки.

- Ну, комэск, и здоров ты спать, - Турунов в комбинезоне и фуражке навис над ним. - Играй подъем летному составу.

По аэродрому стелется матово-белый туман раннего рассвета. Летчики и инженер подошли к машинам, осмотрели крепление реактивных снарядов под крыльями. На краю летного поля показалась прихрамывающая фигура штурмана полка майора Литвиненко. Тушев улыбнулся.

- Трофим Афанасьевич сделает последнюю ревизию.

Литвиненко придирчиво проверил крепление, удовлетворенно хмыкнул:

- Шуганем Гитлера. Четверо и полетим. Тушев, командуйте группой.

Взвыли моторы "киттихауков". Четверка разок проутюжила аэродром летчики примерились. Потом отправились завтракать. Во время завтрака поступило сообщение: наши форсировали Вуоксу. Прикрывая переправу с воздуха, надо было поддержать продвижение наземных войск. По машинам разошлись в отличном настроении.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное