Анна Евгеньевна, собиравшаяся подняться на лестнице направо, решительно сменила направление и зашагала в левый коридор. Довольно скоро они оказалась в просторной зале, увешанной удивительными картинами. На первый взгляд они были похожи на простую мешанину цветов, так словно художник брал в руки ведёрко и выплёскивал краску прямо на бумагу, затем другое, а потом ещё несколько. Но уж очень гармонично смотрелись мазки, переплетаясь цветами и оттенками, уходя в глубину и возвращаясь, создавая причудливые переходы. На что это было похоже? Вера не знала, она не разбиралась в живописи, но одно могла сказать точно. Эти картины словно втягивали в себя, появлялось впечатление, что, если долго смотреть на них, можно потеряться в бесконечности вселенной. Вселенной чьего-то внутреннего мира.
– Я что-то похожее видела кажется в одной из книг о космосе, – обронила Вера. – Там ещё была подпись, что именно такой бы выглядела галактика для человека, если бы он обладал зрением, распространяющимся далеко за пределы видимого спектра.
– Может ты и права, – сказала Анна Евгеньевна. – В любом случае, родители Самсонова ничего подобного не видят и исправно платят деньги за содержание сына.
– Может ему выставку организовать? – спросила Вера.
– Так вот она, – женщина обвела рукой зал с картинами. – За пределами этого здания мир приветствует только нормальных с точки зрения медицинского паспорта людей. Пойдёмте.
Она говорила так, что даже не возникало мысли поспорить. Вера ещё раз взглянула на картины и последовала за ней. А здание то большое. Они всё шли и шли, практически не сворачивая. Изредка Вера слышала чьи-то крики, внутренне содрогаясь и боясь, что может воочию увидеть обладателей этих голосов. Несмотря на чистоту и тщательно создаваемый уют, Вера чувствовала тяжёлую энергетику места. Она была готова поклясться, что до постройки дома здесь было кладбище. Не какое-нибудь ритуальное местечко, а обычное городское кладбище, где хоронили простых людей, чуть более обеспеченных, чем большинство, но всё же простых, без претензий на дворянство.
Тем временем они подошли к одной из комнат, в которых жили пациенты.
– Он третьи сутки ревёт белугой, – начала Анна Евгеньевна. – Как проснётся, сразу в плач. Сам понимаешь, постоянно на снотворных держать нельзя, а без них рыдает безостановочно.
– А что случилось? – Вера позволила себе влезть в разговор. – Может я могу чем помочь?
Анна Евгеньевна вопросительно посмотрела на Берестова.
– Понимаете Анна Евгеньевна, – начал ловчий. – Моя жена непривычна к подобному, не хотелось бы её волновать.
– Какой ты заботливый! – на мгновение к ним вернулась та милая бабушка, что встречала их на крыльце, чтобы в следующую секунду снова стать серым волком. – Она побудет со мной, а как ты закончишь, её помощь не повредит ни Ваське, ни ей самой. Я в этом уверена. Иди.
После такого прямого указания, Берестову ничего не оставалось делать, как подчиниться. Когда за ним закрылась дверь, Вера спросила:
– А что с этим Васей?
– Вася? – задумчиво произнесла Анна Евгеньевна. – Вася попал к нам в сознательном возрасте. Он родился со ДЦП в так называемой атаксической форме, то есть при правильном лечении прогноз был бы благоприятен. Отец ушёл из семьи сразу. Мать растила до семи лет, насколько я знаю лечение ребёнок если и получал, то в минимальном формате. Потом повстречала мужчину, тот рогом упёрся, не хочу, говорит, дебила в семье. Она поплакала да сдала Ваську к нам. Так как семья числилась малоимущая, Василий на полном государственном пансионе, то есть минимум комфорта, только всё самое необходимое. Мы конечно получаем финансовую помощь он различных фондов, но это копейки в сравнении с тем, сколько действительно требуется для того, чтобы вырастить подобного ребенка, готового жить в современном обществе.
Она замолчала, вздохнула и через некоторое время продолжила:
– Сны ему какие-то снятся непонятные. Проснётся и рыдает, то мать зовёт, то Димку. Я всегда говорю родителям, либо сразу после рождения отдавайте, либо вообще не отдавайте. Этим детям смена обстановки даётся в разы сложнее, чем здоровым.
– Диму? А почему его? Он уже не первый раз здесь?
– К сожалению. Мы стараемся не привлекать посторонних. Всё-таки это наша работа и мы обязаны справляться сами. Но бывают исключительные случаи, как например сейчас. После Димы Вася успокаивается на пару месяцев, уж не знаю, что ваш муж с ним делает.
Вера привстала на носочки и заглянула в окошко на двери. Прямо напротив двери, в красном углу стояло инвалидное кресло, в котором сидел подросток. Искривлённая фигура, впалые щёки, чрезмерно длинные и худые руки рождали чувство обречённости и бессмысленности. Сколько нужно душевных сил, не физических, а именно душевных, чтобы каждый день помогать этим детям и не сойти с ума? Берестов сидел на крае кровати и держа пальцы на висках мальчика, что-то беззвучно шептал.
– Чаю?
Вера обернулась на голос Анны Евгеньевны. Раз предлагают чаю, значит это надолго.
– Да, пожалуйста.