За чужую свободу

Левон чувствовал себя словно в тумане. Пронский, Меттерних, государь, Дегранж, сейчас говорящий с императором, Ирина – все казались ему странно соединенными между собою какой-то незримой паутиной…

Мимо него прошел радостный и сияющий Гриша Белоусов.

– Неужели вам не весело? – блестя глазами, спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил. – Это сон какой-то!

И, заметя Зарницына около княгини Пронской, поспешил к нему.

Левон видел, как из маленькой гостиной, куда вошел император, все вышли. Там остались только, кроме государя, Ирина и великая княгиня. Последним вышел Пронский, с опущенной головой и бледным лицом.

«Ну, я насмотрелся», – решил Левон, пробираясь к выходу, но почувствовал, что кто-то взял его под руку. Это был Монтроз, о котором он забыл, поглощенный своими мыслями.

– Здесь, действительно, душно, – спокойно начал Монтроз, словно продолжая прерванный разговор, – пройдемте в сад.

Левон машинально подчинился ему.

На темном июльском небе ярко горели звезды, и жалкими казались гирлянды цветных лампионов, прихотливо переплетавшихся между деревьев. Сад благоухал. Монтроз свернул в одну из боковых темных аллей.

– Здесь лучше, – начал он, – здесь прекраснее звезды и не слышно шума. Вы очень удивлены, увидев меня здесь? – спросил он князя.

– Больше, чем я могу сказать, – ответил Левон. – Как, в самом деле, вы очутились здесь и откуда?

– Но из Петерсвальде, милый князь, – со смехом ответил шевалье, – и приехал вместе с императором.

– А туда? – спросил Левон.

– А, вы очень любопытны, – заметил шевалье, – но так как вы наш и, кроме того, как я надеюсь, мой личный друг, то я скажу вам. Я приехал к императору с письмом от свергнутого Наполеоном испанского короля Фердинанда, создания, говоря правду, совершенно ничтожного, но на которого мы имеем виды. Нет нужды пока объяснять вам подробности и мои связи с ним. Все это вы узнаете в свое время. Я только хотел удовлетворить ваше любопытство, как я попал в Петерсвальде.

– Кажется, дела Наполеона в Испании пошатнулись? – спросил князь.

– Хуже, – ответил шевалье, – мне кажется, Испания потеряна для него. Иосиф разбит наголову Веллингтоном при Виттории. Его армия в страшном беспорядке прогнана до самых стен Байоны. Я привез государю подробности этого гибельного для Наполеона дела. По – видимому, жаркий климат вреден императору французов так же, как и холодный север.

– Скоро будет заключен мир, и он поправится, – сказал Левон.

– Мира не будет, – быстро перебил его Шевалье, – Меттерних привез подписанный союзный договор: Австрия по окончании перемирия выставляет двести тысяч против Наполеона. Ваш государь счастлив. Он верит в свою божественную миссию освобождения народов от ига Наполеона. Он идет еще дальше. Он мечтает о свободе духа, о христианском братстве народов и священном союзе королей. Он мечтает о том же, о чем и мы.

Шевалье говорил со страстным увлечением.

– Но у него, – продолжал он, – дурные союзники. И в этом вся опасность. Они притворяются, и притом очень неумело, что разделяют взгляды Александра. Они ненавидят свободу и готовы задушить ее. Они ненавидят Наполеона за то, что его походы пробудили в их болотах дух свободы. Они хотят его гибели, надеясь, что с ним вместе погибнут и великие идеи революции и народы впадут в прежнее сонное рабство. Вот за что они борются, вот чего они хотят, в глубине своих темных душ всегда готовые на предательство по отношению к своему великодушному союзнику. В этом вся опасность.

Шевалье замолчал. Собеседники сели на скамью.

– То, что вы говорите, – прервал молчание Левон, – приходило и мне в голову. Я видел, что наши союзники не любят нас и не доверяют нам. Эта война не принесет свободы России! Зачем проливать нашу кровь за чужую свободу, когда Россия изнемогает.

Монтроз тихо положил руку на плечо Левона.

– Если ваш государь осуществит то, о чем мечтает, то Россия пойдет впереди всех народов. Ex oriente lux… – торжественно произнес Монтроз.

– А вы, вы верите в это? – спросил Левон.

– Я надеюсь, – тихо ответил шевалье и, помолчав, добавил: – А если нет… что ж! Мы будем бороться…

Снова наступило молчание. Глубокая тоска легла на душу Левона при мысли о том, что эта несчастная война будет длиться еще и еще… и не видно ей конца, и сомнителен успех, несмотря на помощь Австрии… Молчание прервал шевалье, вдруг спросив:

– Ведь это жена вашего родного дяди, эта красавица с мистическими глазами, княгиня Бахтеева?

– Да, – ответил Левон, – а что?

– Она действительно склонна к мистицизму? – вопросом ответил шевалье.

Левон вспомнил пророка и аббата и в раздумье ответил:

– Мне кажется, что да.

– Я слышал об этом, – продолжал Монтроз. – Кажется, у княгини частый гость аббат?

– Кажется, – в изумлении сказал Левон, – но почему вас так это интересует?

– Я видел аббата в Петерсвальде, – уклончиво ответил Монтроз, пристально глядя на Левона.

В темной аллее трудно было рассмотреть выражение лица, но звук голоса Левона много сказал шевалье.

– Да, но при чем княгиня? – уже несколько нетерпеливо спросил Левон.