– Слава Богу, – отозвался Новиков. – Поражение, – тихо закончил он. – Началось.
XIV
До глубокого вечера продолжалось артиллерийское сражение, под гром которого отступил отряд Ланского и поддерживавшая его многочисленная кавалерия Винцингероде. Войска отступали в порядке, даже успев захватить большинство своих раненых и несколько десятков пленных. Обозы и телеги с ранеными тянулись по темной дороге. В глубоком молчании двигались ряды войск. Настроение у всех было сумрачное. Все инстинктивно понимали, что война только что началась и началась неудачей, хотя дело само по себе было незначительно, только авангардное.
Громов поехал вперед к Ланскому. Распространился слух, что отступление ведется на Пегау на соединение с главными силами. Вернувшийся Громов сообщил, что в сражении участвовали дивизии Сугама, Жирара и Маршана и что убитый французский генерал был маршал Бессьер, старый друг Наполеона, командовавший в роковой день гвардейской кавалерией.
– Известно, – добавил Громов, – что государь не хочет отступать дальше и отдано распоряжение готовиться к бою. Сражение будет дано, по всей вероятности, у Пегау, куда стягиваются многочисленные войска.
Жители деревеньки, где остановился 5–й драгунский полк, уже знали о маленькой неудаче, постигшей русский передовой отряд. Все ворота были закрыты, на улице ни души. Помня строжайший приказ по армии – не стеснять мирных жителей, Громов приказал солдатам расположиться в поле.
Бахтеев, Новиков и Белоусов в сопровождении вестовых отправились на поиски места для ночлега. Белоусов непременно хотел ночевать среди поля, но именно из-за него друзья не хотели этого. Бахтеев хотел осмотреть рану юноши, так как хорошо знал, что иногда самые незначительные ранения холодным оружием сопровождаются лихорадкой.
– Что за пустяки, – возражал Белоусов, – я не ребенок.
– Молчите, Гриша, – ответил Новиков, – дело было самое пустое. Неужели вы не хотите участвовать в настоящем бою?
Перед этим аргументом Гриша замолчал.
Подъехали к одним воротам. Долго не отвечали на стук. Наконец послышался недовольный голос, спрашивавший, кто там и что нужно?
– Русские офицеры просят ночлега, – крикнул Бахтеев.
– Хозяйка больна и места нет, – грубо произнес тот же голос.
Новиков вспыхнул и тронул лошадь к воротам.
– Оставь, – сказал Бахтеев, – не будем» чинить утеснений» нашим дорогим союзникам, поедем дальше.
– Это черт знает что такое, – волновался Новиков, – тон-то, тон каков!
У следующих ворот повторилось то же, только с той разницей, что был болен уже хозяин, а не хозяйка.
– Ну, теперь последний опыт, – с глухим раз драже нием сказал князь. – Хотя бы весь дом был болен, а я» учиню им утеснение».
На этот раз был выбран домик побольше, и по приказанию офицеров вестовые подняли адский стук в ворота. Было слышно, как по двору пробежало несколько человек к воротам.
– Какой черт не дает спать по ночам? – послышался злобный голос.
– Осторожнее, приятель, – крикнул взбешенный Левон, – здесь русские офицеры.
– У меня места нет, – ответил голос, – ступайте к соседу.
– Открой сейчас, или я велю ломать ворота, – закричал Новиков.
За воротами воцарилось молчание.
Прождав несколько мгновений, Новиков приказал вестовым ломать ворота.
– Позвольте, ваше сиятельство, – попросил Егор, – я живо отомкну ворота. – И, не дожидаясь разрешения, Егор соскочил с коня, в одно мгновение, как кошка, вскарабкался на ворота и прыгнул во двор. За воротами послышались крики и громкий, спокойный голос Егора: «Не трожь, хозяин, ей – ей не трожь – видишь это!»
Жест был, должно быть, энергичный, так как сейчас же послышался крик:
– Проклятый разбойник!
Бахтеев вздрогнул, но промолчал.
Ворота распахнулись, и всадники въехали в просторный двор, освещенный двумя большими фонарями.
Кроме Егора, во дворе находилось несколько человек, среди которых выделялся видом и костюмом высокий и широкоплечий человек с рыжей бородой, очевидно, хозяин. Он стоял посреди двора, враждебно смотря на офицеров.
– Кто здесь обругал проклятым разбойником русского солдата? – громко спросил Левон по – немецки, и по его голосу, с металлическими нотами, Новиков, хорошо знавший его, понял, что князь взбешен до последней степени.
Немцы молчали.
– А вот этот, ваше сиятельство, – отозвался Егор, указывая на хозяина. – Я малость хотел ткнуть их благородие эфесом в зубы, уж больно наседал.
Но князь уже не слушал его последних слов. Нервы, взвинченные боем, не выдержали. Он грудью наехал на хозяина, который, однако, не посторонился.
– Так это ты! – тихо произнес Левон.
– Да, это я, – нагло ответил немец. – Вы врываетесь в мирный дом, как…
Он не кончил.
Левон поднял тяжелую плетку и с размаху ударил хозяина, едва успевшего закрыть лицо.
Удар был так силен, что немец пошатнулся, потом выпрямился, и первым его движением было броситься к князю. Но, увидя его решительное лицо и руку, положенную на эфес полуобнаженной сабли, он остановился, потом круто повернулся и направился к дому
– Стой, – закричал князь, – сперва укажи, где поставить лошадей, и проводи нас в комнату. Еще шаг, и я велю тебя повесить.