За чужую свободу

— Я не понимаю вас, — глухо сказала она, — чего вы хотите от меня и какое мне дело до того, каким вы унесете мой «образ», как выразились вы?..

— О, не говорите, не говорите так, — умоляющим голосом начал Левон, — это мое последнее, мое единственное счастье… После недолгих минут доверия вы изменились, вы опять смотрите на меня, как на врага… Что с вами? И что сделал я? Вы не хотите говорить со мной, вас не узнать… Скажите же мне, Ирина, моя дорогая сестра, как в счастливые минуты вы позволили мне называть вас, — скажите… Я все перенесу… Скажите, вы все тогда сказали? — почти шепотом произнес он, низко наклоняясь к ее лицу. — Вы ничего не утаили?.. Быть может, я должен убить вашего «пророка»? — дрожащим голосом, с искаженным от муки и ярости лицом закончил он.

Несколько мгновений она смотрела на него удивленно расширенными глазами и вдруг, мгновенно вспыхнув, вскочила и выпрямилась во весь рост. Тонкий веер хрустнул в ее руках, и его жалкие обломки упали на мягкий ковер.

Левон невольно отшатнулся.

— И вы смели, и вы могли подумать, — задыхающимся голосом начала она. — О Боже! Вы решились подумать, что я!.. Да разве я, я, — сжимая с силой на груди руки, продолжала она, — разве я могла бы это пережить? Разве я могла бы после этого взглянуть в чужие глаза, на небо, на солнце и живой встретить зарю той ночи? Да говорите же! — она топнула ногой. — Как смели вы!..

Она вдруг стихла, закрыла лицо руками и со стоном и рыданием опустилась на диван…

Левон, ошеломленный, молчал. Но потом, мало — помалу, чувство неизмеримой радости наполнило его душу.

— Ирина, — воскликнул он, бросаясь к ней.

Она быстро встала. Лицо ее было бледно, глаза сухи, губы плотно сжаты.

— Уйдите прочь, — резко сказала она, — это Божье проклятие! Оставьте меня! Уезжайте! Живите или умирайте! Наслаждайтесь жизнью или страдайте! Вы мне чужой!

И, подобрав длинный шлейф своего платья, она твердой походкой направилась к двери, не оборачиваясь.

— Ирина! — крикнул Левон, и в этом крике было столько безнадежности, столько отчаяния, как будто погибающий брат звал на помощь.

Ирина остановилась, обернулась.

Она сама испугалась выражения лица Левона.

— Ирина, — продолжал он, не двигаясь с места, — вы уйдете сейчас, и этот порог будет для меня порогом вечности. Не торопитесь произносить мой приговор.

Его голос стал странно спокоен, и было что‑то страшное в этом спокойствии.

— Но если вы все же уйдете, то выслушайте последнее слово осужденного. Кто может осуждать меня за мои муки, за мои сомнения? — продолжал он, снова одушевляясь. — Разве преступно чувство человека?

Она сделала невольно шаг к Левону.

— Так выслушайте же меня, — страстным шепотом говорил он. — Разве преступление ничего не хотеть для себя и отдать свою жизнь другому? Разве преступление перед лицом смерти сказать любимому человеку: «Я люблю, люблю тебя!» Не искушать, не соблазнять пришел я тебя, а только сказать, что я тебя бесконечно люблю, что ты моя единственная вера, единый Бог, единое счастье! Что ты далека, как солнце, что я не ищу тебя и что одно мое желание, чтобы ты узнала, что было сердце, только тобою полное, только тебе отданное!.. О, Ирина, — страстным стоном вырвалось у него, — разве это преступление? Пусть приговор произнесет Бог, но я люблю, люблю… — И он протянул руки. — Только сказать — и умереть!..

Ирина была уже около него. Она вся дрожала.

— Умереть? Нет, нет, я не хочу этого, Левон! Только сказать, только сказать… — замирающим голосом произнесла она, горячими сухими руками беря руки Левона.

— А, — прошептал Левон, — прости… Я счастлив… — Он тихо привлек ее к себе… — Теперь прощай…

— Прощай…

Чудный вихрь захватил Левона, и он прижался губами к ее губам.

Но это было одно мгновение. Она с силой вырвалась из его объятий.

— О, не надо! Не надо! — почти с ужасом прошептала он а. — Мы безумны!

Левон, тяжело дыша, сделал шаг назад.

— Ты права, уйди, — упавшим голосом сказал он.

С невыразимой нежностью княгиня взглянула на него.

— Прощай, прощай навсегда! — тихо сказала она. — Мне осталось только молиться, — и с подавленным рыданием она выбежала из комнаты…

Закрыв лицо руками, Левон в отчаянии опустился на диван.

«Ну, вот, — говорил он себе, — последнее слово сказано. А дальше?»

Он долго сидел, словно застыв и душой и телом…

Когда он вышел, танцы уже кончились и гости собирались к ужину.

Он взглянул на Ирину. Ее лицо прямо сияло. Она казалась счастливой и радостной.

Ужин прошел для Левона, как сон. Он много пил, отвечал на какие‑то здравицы. Пили за его здоровье, за здоровье его товарищей, уезжавших с ним вместе в армию, за армию и победы… Музыка на хорах играла… Веселые голоса сливались в общий гул.

Уже всходило солнце, когда из гостеприимного бахтеевского дворца уехали последние гости…

— Видишь, как все хорошо вышло, — весело сказал старый князь.

— Очень хорошо, дядя, — ответил, смотря в сторону, Левон, — а теперь мы попрощаемся.

— Как? Когда же ты едешь? — спросил Никита Арсеньевич.

— Через час или два, — ответил Левон. — Мы так сговорились с Новиковым.