За Дунаем

Карабкаемся в гору, устали, клянем султана-басурмана. Сбили, значит, турка с позиций, да и ворвались в лагерь. Глядь, а он белый флаг, значит, выкинул, мира запросил. Офицер наш погнал парламентера до него. Турки цап его, прижали, а парламентер из вольноопределяющихся, возьми и выложи секрет: нас-де два батальона. Эх, мать честная, как вдарил по нас турок, залп за залпом, да в упор, так и полегли рядами братцы. Стон, крик, а он больше картечью бьет. Ух, и обозлились мы, да как бросились в штыки, как подняли их... Дрались мы, что звери! Потом, значит, подоспели наши... Тогда убили полковника Климанто-вича, в голову угодила пуля-дура. Ну и кляли мы Гурко, что послал нас в зоду, не зная броду, и артиллерии не придал. А ты говоришь: «драпал».

Неприятель начал пальбу, а тут еще буря поднялась, ветер валит деревья. Ревет все! Мда! Было дело жаркое, полегло наших много, ну, а их — поболее!

Сидели молча, каждый думал о своем...

4

Перед генералом Радецким на низком столе лежала толстая, похожая на конторскую, книга. Бисерным почерком выведено: «Дневник. Шипка. 1877—78 гг.». Генерал раскрыл дневник, перелистав до нужной страницы, задумался. Потом придвинул чернильницу, начал писать. Строка ложилась к строке. «В долине, не скрываясь, стали накапливаться войска Сулеймана-паши. Что же намеревается делать сей главнокомандующий? Какой маневр готовит он? Надо полагать, он стремится через Шипку перевалить, захватить Тырнов и войти в связь с западной и восточной армиями, что у Плевны и на реке Кара-Ломе.

Наше положение угрожающее. Мой 8-й корпус слаб и не окажет серьезное сопротивление Сулейману-паше, к тому же корпус разбросан. Удержит ли Столетов со своим четырехтысячным отрядом Шипку? Орловский полк, часть Брянского и болгарские дружины стойко обороняют высоту, но сколько они продержатся без существенной им помощи? Столетов доносит, что изнемогает от отчаянных атак турок. Главнокомандующего убедили в необходимости концентрировать войска для предстоящей обороны Шипки. Войска прибывают из Тырнова в Габрово.

В Габрово прибыл и я. Своими глазами видел трагическое положение Столетова. Приказал направить к нему на лошадях вторую роту 16 стрелкового батальона.

Еще через день, слава господу богу, подошли Житомирский и Подольский полки с артиллерией. За ними подоспели волынцы. Они стали бивуаком в двух верстах от места предстоящего боя. Шипку надо удержать!

Бой начался 9 августа. Неприятель предпринял десять атак. Одиннадцать-двенадцать атак! Семь тысяч триста человек против 25 тысяч низами. Нижние чины и офицеры были храбры до отчаяния. На поле брани решалась честь Руси!

На горе св. Николая стойко держится граф Толстой. С семью ротами орловцев он отбил восемь атак 14 таборов во главе с Сали-пашой.

У «Стальной» князь Вяземский, получив ранение, остался в строю. Депрерадович с пятью ротами брянцев и двумя дружинами болгарского ополчения дает отпор аскерам Реджиба-паши. Полковник Липинский, имея под началом 20 нижних чинов, подбирает 150 раненых, идет в атаку на превосходящего противника и отбивает траншеи. Брянцы под командой поручиков Кончиалова и Гинея ударили в штыки. Атаки турок все яростнее. Они длятся пять дней.

Делаю ставку на резерв. Это рота (всего-навсего!) Волынского полка. Вот она рассыпалась широкой цепью и пошла вперед. Уповаю на господа бога! Он услышал мои молитвы: турки, будучи уверены в победе, увидели волынцев и отступили.

Бой продолжался шесть дней и затих четырнадцатого августа. Теперь же зима. Холод. Нижние чины и господа офицеры раздеты: подвели интенданты. Сидим на сухарях и конине. Скудную еду готовят в ущельях ночью. Днем некогда, перестрелка не прекращается.

Перед нами армия озверелых турок. Они хотят любой ценой завладеть перевалом. До чего они фанатичны!»

Открылась низкая, узкая дверь, и неслышно вошел дежурный офицер. Генерал закутался в плед и, не поднимая головы, принял очередное донесение. Перечитав его, он вдруг перечеркнул все и написал: «На Шипке все спокойно!». Подписавшись:      «Радецкий», передал

донесение офицеру, и тот вышел, так же мягко ступая.

Генерал продолжал свое занятие. «У турок сильные укрепления. Центральная батарея имеет четыре орудия. Батарея ведет круговой огонь. Она не дает нам покоя. Неприятель избрал новую тактику: вся артиллерия обрабатывает по очереди наши батареи. Наша пехота уходит в траншеи, и мы, как можем, стараемся отвечать. Удивляюсь духу и мужеству моих солдат!

А турки наглеют. Выкатили нынче 16 орудий и повели открытый бой. Наши батареи на голых вершинах. Чтобы укрепить их, самые отчаянные ушли накануне в глубокие лощины и по живой цепи передавали заготовленные туры и фашины, а равно и землю брустверов.

Трудно! Офицеры держатся молодцами, подают нижним чинам пример. Как противно кричат аскеры: «Алла! Алла!» Тысячами лезут на позиции и орут! Удивляюсь, что до сих пор не сошел с ума!