За Дунаем

— О, да-дай! Лучше бы мне принесли черную весть... Ох-хо! Люди станут смеяться мне в лицо. Л что мне скажет на том свете твой отец? Ох-хо! Ты хочешь опозорить весь род Хамицаевых?! О, почему я вскормила безумца? — старуха перестала раскачиваться и ритмично ударяла себя кулаками по коленям.— Почему ты не умер в утробе? Люди узнают твои мысли, и мы осрамимся на веки веков... Ох-хо! Как только ты осмелился даже подумать о кабардинке. Тебя убьют ее братья, едва переступишь порог ее дома... На тебе нет новой черкески, бешмет в заплатках. Обезумел ты У меня. Да посмотри, сколько красавиц в Дигории. Если хочешь, я найду тебе девушку в Туалетии, Уала-джирикоме... Хочешь — поезжай в Куртатинское ущелье.

Царай заложил большой палец за ремень, расправил плечи и остановился перед матерью:

— Будет так, как я сказал, нана, и не обижайся на меня.

Пораженная женщина вмиг умолкла, но тут же с новой силой стала бйть себя то в грудь, то по коленям.

— О-да-дай!

Не обращая внимания на причитания матери, Ца-рай уставился мимо нее, в темный угол сакли.

— У Хамицаевых не перевелись мужчины, достойные своих отцов. Я докажу это, и ты не мешай мне,— Царай взглянул на мать. — Лучше помолись за меня...

Он повернулся к ней и, сделав два широких шага, переступил порог сакли. Брат поспешно последовал за ним.

— Принеси седло,— велел ему Царай, а сам вывел застоявшегося коня.

Был теплый темный вечер, казалось, будто аул укрыли черной буркой. Задрав кверху голову, Царай подумал с радостью, что такая ночь ему и была нужна: он хотел украдкой покинуть аул. Быстро оседлал коня, а у самого на сердце камень: не получил благословения матери. Вскочив в седло, потрепал коня за гриву. Царай хотел сказать что-то брату, но тут из сакли вышла мать, встала перед конем.

— Останься! — простонала она.

Царай обратился к брату:

— Смотри у меня,— строго сказал он.— Погонишь овец в Хорее... Да только не усни, а то волки наделают беды.

— Да разве я маленький,— ответил брат.

— Ты много говоришь...— повысил голос Царай.— Если люди спросят обо мне, скажешь, уехал в гости к Тасултановым... Не вздумай болтать лишнее и не забудь привезти дров из лесу, обленился ты совсем.

Послышалось шарканье: мать ушла с дороци, встала рядом.

— Лаппу,— позвала она.

Улыбнулся в темноте Царай и соскочил с коня.

— Все-таки уезжаешь?

Понял сын по голосу: смирилась мать.

— Сердце меня зовет в дорогу, нана. Будь жив отец — не удержал бы!

— Ну, хорошо, хорошо! Пусть бог сохранит тебя от позора!

Мать протянула руки, нашла высокие плечи сына и прильнула к нему.

— Э, да разве я ребенок, нана? Не думай о плохом, все будет хорошо,— отступив на полшага, сын еще раз успокоил старуху.— Не бойся за меня! Царай головы не потеряет.

— О, бог ты мой! — произнесла женщина.— Не оставь меня одну у потухшего очага! Слышишь, Царай? Прокляну... Обо мне подумай, о брате... Не ссорься ни с кем!

Еще долго мать стояла во дворе. Из ущелья доносился монотонный гул реки...

17

Соседи стараются жить дружно, но не всем это удается. А вот Знаур и Бекмурза до сих пор жили, как родные братья, неразлучно, и вроде характерами разные. Но с тех пор, как сваты побывали в доме Каруаевых, друзья стали реже видеться. Даже на работу к Тулатовым отправлялись порознь. И если им все же случалось встретиться, то тут же расходились. Обычай дедов требовал от них этого. Жених проявлял свое особое уважение к мужчинам рода Каруаевых, из которого происходила его невеста. Так поступали все, и Знаур не был исключением. Хотя порой он даже начинал жалеть, что дал согласие жениться на сестре Бекмурзы: с тех пор потерял соседа и друга, не с кем стало ему посидеть и потолковать по душам.

Не попадается на глаза и Ханифа. Лишь один раз случайно увидел ее. Девушка выскочила на улицу, размахивая ведром, зачерпнула воду из канавы и стремительно исчезла. Знаур не успел окликнуть любимую. Пока не состоится свадьба, Ханифа будет избегать его, а свадьбу назначили на последний месяц лета. К ней готовились в доме жениха и невесты. Заботливый Бза стал чаще наведываться к племяннику.

О, Бза был признанным старейшим рода, а его мудрость известна всему селу. Он жил строго по обычаям, являя собой пример уважения традиций. Бза, облаченный высоким доверием, решал судьбы сородичей. Правда, он не всегда вмешивался в их дела, а Являлся к ним, когда возникала опасность для рода.

Больше всего он заботился, чтобы не дать людям повода позлословить на свой счет. Старик знал, как оброненное в шутку слово обрастало, подобно кому снега, пущенному по склону.

Не допустить, чтобы оскудел род Кониевых мужчинами, тоже было дело чести Бза.