За Дунаем

Накануне он договорился с Бекмурзой. что Борхан даст быков вспахать землю, которую получат Коние-вы в собственность от Тулатовых. поможет убрать урожай. «Вот вернусь с войны, привезу с собой богатство, прикуплю у тех же Тулатовых еще земли и заживу не хуже Сафара. А пока полторы десятины хватит. Да и мать Бекмурзы не чужая мне... Как-никак, а ее дочь подавит мне сына».— рассуждал Знаур. нетерпеливо поглядывая в сторону села, не появится ли Сафар. Бза и Бекмурза расхаживали вокруг яблони-дички и о чем-то разговаривали.

Но Сафар не шел, и Знаур начал беспокоиться. В полдень записавшиеся в полк охотники должны были отправляться во Владикавказ, а он еще не сделал главного: не получил землю, ради которой согласился ехать воевать с турками.

— Эй, Знаур, сходи к Сафару, не сидеть же нам до вечера,— крикнул Бза.

«Почему не пришел Сафао? Он же сам сказал, что будет ждать меня здесь».— Знаур быстро зашагал по пыльной дороге к дому Тулатовых. Как всегда, пришлось долго стучать, но никто не отозвался, и тогда Знаур перемахнул через высокий забор. Во дворе не было ни души. Быстро пробежал к дому, открыл дверь и остолбенел: Сафар лежал на кровати, задрав ноги на высокую спинку.

Не ожидал Сафар прихода Знаура, растерялся, не мог попасть босой ногой в чувяк. Знаур перевел взгляд на стену: за спиной Сафара висели кинжал, ружье, сабля.

— Ты заставил себя ждать, Сафар,— проговорил Знаур, чувствуя что-то неладное.

— О, сейчас, сейчас, Знаур... Иду, как я забыл! — бормотал Сафар.— Думал, что еще рано... Подожди, дай одеться.

У него трясся острый подбородок, тонкие губы скривились. Наконец он всунул ногу в чувяк и порывисто вскочил. На бледном лице появилась зловещая улыбка.

— Тулатовы к холопам не ходят, Знаур!— запальчиво крикнул Сафар в надежде, что его услышат в доме и придут на помощь.— Кто тебя впустил сюда? Убирайся вон!

— Ты обещал землю за мою жизнь, я отдаю ее тебе за полторы десятины, — Знаур прикинул расстояние, отделявшее его от Сафара. — Тебе не стыдно так скупиться?

— Ха-ха! Землю я ему обещал! Где у тебя свидетель? А? Ты сам захотел умереть за русского царя,— Сафар провел рукой по бритой макушке.— Ну и иди, причем же тут Тулатовы и их земля? Ты привык быть ишаком, и не все ли равно у кого...

Знаур прыгнул вперед, сбил с ног Сафара и, пока тот поднимался, выхватил из ножен кинжал, но не вонзил в обнаженную грудь обидчика, дал Сафару возможность подняться на ноги. Сафар встал не сразу, а когда увидел в руках Знаура кинжал, присел, прикрыв лицо руками, запричитал.

— Не надо, Знаур... Пощади, погорячился я! Пусть лучше меня накажет бог...

— Вставай, собака!

— Нет. нет... Пощади! Идем, три, пять десятин дам,— Сафар порывисто вскочил и кинулся к выходу.

В дверях остановился, и в тот момент, когда оглянулся, удар кинжала оборвал его вопль. Вытер Знаур сталь о полу отцовской черкески, надетой впервые, и переступил через распластавшееся тело Сафара. Устало прошел через двор. Здесь его окликнул старый слепой отец Сафара; Тулатов стоял в дверях кунацкой.

— Сафар, это ты? Но почему ты шаркаешь?

Сгорбившийся Знаур прошел мимо, медленно отодвинул засов и уже на улице услышал, как тревожно звал Тулатов:

— Эй, кто в доме? Что случилось?

В конце улицы Знаура поджидали Бза и Бекмуоза.

— У тебя на руках кровь...— бросился к зятю Бек-мурза.

Бессознательно посмотрев на свои руки, Знаур понял весь ужас случившегося, схватился за голову, застонал.

— Ты убил Сафара? — был вопрос Бза.

— Убил! Да, убил! — яростно закричал Зняул.— Он обманул меня! Назвал ишаком... Землю! Землю.,,

40

Хаджи-Мусса был разгневан. Он стоял на горке и смотрел на опустевшие дворы. Никто не явился к нему в назначенное время. Казалось, аул вымер. Тогда два стражника въехали в аул с разных концов и начали стучать в калитки, стучали до тех пор, пока к ним не выходил хозяин. Под угрозой немедленной расправы стражникам удалось, наконец, к полудню собрать мужчин на нихас.

Пристав готов был пойти на крайние меры, но боялся попасть в немилость к высшему начальству. Его предупреждали не обострять отношений с горцами: на носу война с турками. А уж потом, мол, каждый получит сполна.

Кубатиев дрыгал ногой и, насупившись, о чем-то думал. В другое время он бы не посмел стоять перед старшими, тем более, положив левую руку на пистолет. Высокий лоб его нахмурен, густые брови чернеют на бледном лице. К нему подъехал стражник и доложил коротко:

— Собрались!

Хаджи-Мусса сразу же набросился на всех:

— Ослушались? А вы знаете, кто послал нас сюда? Царь! Платить будете?

И тут неожиданно для пристава раздался резкий голос:

— Нет!

Кубатиев опешил.

— Кто сказал нет? — пристав впился глазами в толпу.

Царай шагнул к нему. Руки уперлись в бока, подбородок чуть приподнят, смотрит Хаджи-Муссе прямо в глаза.

— Мы ничего не должны русскому царю!

Разъяренный Хаджи-Мусса тоже сделал шаг вперед, играя плетью, но Царай не сдвинулся с места, даже не моргнул глазом.

— Смотри у меня,— глухо проговорил пристав и провел дрожащей рукой по бледному, перекошенному злобой лицу.— Ты мутишь людей! Сгною!