За Дунаем

С первыми лучами солнца стражники въехали в аул Одола. Никто в то утро не выгнал скот на пастьбу. Только Царай не нарушил заведенного дедами порядка: Поручил брату овец с ягнятами. Они мирно паслись на зеленом склоне.

Царай стоял во дворе и наблюдал за стражниками. На боку у него висел пистолет, купленный в городе у знакомого грузина. Царай заметил, что брат стал тревожно посматривать в его сторону. Вот он сорвался с места и погнал овец к развесистой дичке. Из аула выехал пристав, а за ним — пеший писарь. Кубатиев направил коня к тому месту, где паслись овцы Царая. «Что он задумал?» — Царай машинально нашел кинжал, судорожно сжал рукоятку. Над Одола, затерявшемся у подножья ледников, раздался звонкий голос. Кричал сельский курьер Бидзеу:

— О, стур-дигорцы! Если вы верны своей клятве, то собирайтесь!

И сразу же народ высыпал в узкие и кривые улочки, двинулся туда, где паслись овцы Царая. Тем временем прапорщик спешился и приказал писарю гнать овец в приход. И Царай, и Хаджи-Мусса знали, что в этой встрече одному из них не жить. Мужчины были готовы к поединку и даже сделали все, чтобы он состоялся. Иначе и не могло быть: на оскорбление Кубатиева Царай должен был ответить так, как того требует честь горца.

— Мы же тебе ничего не должны, Хаджи-Мусса... Разве ты не слышал моих слов вчера? Ради отца твоего...— проговорил Царай в спину пристава.

— Эй, писарь! Прогони подальше этого щенка! — не оглядываясь, приказал Хаджи-Мусса.

Царай, не торопясь, вынул пистолет и, прежде чем выстрелить в Кубатиева, крикнул:

— Собака!

Пуля сбила папаху с головы Хаджи-Муссы. Писарь ошалело понесся к аулу. Ему навстречу скакали стражники. Их остановили новые выстрелы: пристав разрядил пистолет в Царая, но тоже промахнулся. Подоспевший народ не вмешивался в поединок мужчин.

В руках Царая сверкнул клинок, и Хаджи-Мусса отступил. Он отходил, не спуская глаз с Царая. А тому понадобилось сделать лишь один прыжок...

Царай посмотрел презрительно на корчившегося под ногами пристава:

— Он нашел то, что давно искал!

43

— Христо, где же вы! . Перестаньте прятаться от меня, слышите?

Петр озирался вокруг, но лес был безмолвен. Старик готов был идти в обратный путь, когда над его ухом раздался свист. Из рук Петра выпала палка, а сам он шарахнулся в сторону.

— Что, испугался, дед?

С дерева спрыгнул гайдук, поднял палку и протянул старику.

— Тьфу! — выругался тот.— Зови скорей людей, чего ты стоишь, как истукан? Война!

Гайдук и не думал никого звать. Поджав губы, он раскачивался из стороны в сторону на длинных журавлиных ногах. В его глазах дрожала смешинка, и Петр рассердился.

— Чего ты смеешься, осел? Дед Иван идет войной на турок! Понял, дурень?

Старик кричал на весь лес, а гайдук, разинув от удивления рот, хлопал глазами.

— Да ты никак обалдел, юнак? Тебе же говорят, братушки уж воюют с турками, а вы здесь ни черта не знаете,— Петр ударил согнутым пальцем гайдука по лбу.

— Война?

— Ну да!

Гайдук ответил коротким странным смехом и кинулся в глубину леса. Петр потряс в воздухе палкой и припустил за ним, боясь, что гайдук прежде него принесет радостную весть в отряд. Но тот скрылся за деревьями, и Петр, потеряв его из виду, в отчаянии стучал палкой по стволу бука.

— Эй, люди! — кричал он на весь лес.

Но тут же из чащи вышел тот же долговязый гайдук. Лицо бледное, мушкет перекосился под мышкой, толстым стволом вниз.

— Слушай, дядя Петр, я тебя в лагерь не пущу,— решительно заявил он и встал на пути Петра.

— Меня?! Посмотрите на этого юнака. Да я тебя на части разорву. Уйди!

— Ты посмеялся надо мной. Возвращайся к себе домой, а то... Я не посмотрю, что воевода — твой сын.

— Дурень, да когда же я обманывал тебя? — не нй шутку испугался Петр такой решительности гайдука.

— Вот только что ты сказал о войне, и я побежал, как дурак, в лагерь,— выпалил гайдук.— Хорошо, я спохватился...

— Да ты, видать, в самом деле спятил,— начал горячиться старик.— Разве же этим шутят? Да за такое я сам, кого хочешь, отправлю на тот свет. Видно, у тебя в голове не все в порядке.

— Ты сам выжил из ума, дядя Петр. Разве можно так шутить,— видя, с какой горячностью говорил Петр, смягчился гайдук.—Ты сказал, что дед Иван воюет с турками.

— Ну конечно! Скоро войне конец. Пока мы с тобой препираемся, уж русские, наверное, в Софии. Веди меня к воеводе!

— Так это правда? Поклянись перед богом!

— Пусть мои глаза никогда более не увидят Христо, если я вру.— Петр перекрестился.— Послушай, не хочешь ли ты рассердить меня по-настоящему? Смотри, я быстро пройдусь по тебе палкой!

Гайдук ошалело бросился обнимать старика, и тот взмолился:

— Ой, задушил!

В отряде весть произвела настоящий переполох. От радости люди целовались, кричали, на все лады пели... Петр узнал в запевале сына.

— Мургаш, Мургаш, гора наша!

Всем хороша ты, богата

Пастбищами для зимовок,

Чащобами для гайдуков.

Товарищи сошлись к Христо, и лес наполнился мощным гимном.

Ушел воевода Данчо

Скитаться в лесу зеленом,