Волосы были распущены и истекали по оголённым плечам, а босые ноги медленно ступали по упругой траве. Свободный сарафан, в общем то, скрывал очертания тела, позволяя строить любые предположения, но порывы озорного ветра заставляли лёгкую ткань трепетать, на мгновения прижимаясь и очерчивая все изгибы и выпуклости. Глаза лукаво поблёскивали из-под колышущейся чёлки, а в тонких пальцах я заметил небольшой полевой цветок с белыми лепестками. Девушка стыдливо прятала растение в ладони, точно опасалась, что её сегодняшний выбор, может стать объектом осуждения окружающих.
— Найдётся место для соседки? — цветок, как бы невзначай, выпал из сжатых пальцев и повис на длинном стебле, для бедной девицы, утомившейся от венчального стояния?
— Для столь очаровательной соседки? — я улыбался, разглядывая слегка смущённую физиономию, на щеках которой проступали алые пятна румянца, — всегда пожалуйста. Но неужели девушка настолько утомлена, что у неё недостанет сил для чего-то ещё, кроме посиделок на пне?
Лада неторопливо опустилась рядом, тщательно оправляя складки, которых я, хоть убей, никак не мог разглядеть. Одна из «вольных охотниц» прогуливающаяся чуть поодаль, презрительно фыркнула и демонстративно поправив бюст, отправилась восвояси. Я покосился на соседку и встретил её взгляд, искрящийся лукавством.
— Хозяйка предупреждала, — Лада протянула сцепленные в замок пальцы, положив их на колени и поиграла цветком, — сказала: злой ты, недоброе замышляешь и вообще, на ламия похож. Правда?
— А сама, как думаешь? — я подвинулся и девица не стала отпрыгивать, когда наши тела прижались друг к другу.
— Красивый ты, — теперь она, уже не скрываясь, рассматривала меня, — но иногда прям в дрожь бросает, будто холодом веешь. И на ламия точно похож, прям, как из сказки. Только кто ж в ламиев верит то, акромя детей малых? Не, не думаю, будто злой ты, скорее, как все благородные, побаловать сюда приехал.
— Это ещё как?
— А вон, как в прошлом то годе, в Ксавники граф один наведался. Тож красивый был, хоть и не такой, как ты. И в возрасте. Лизавету тамошнюю обрюхатил за лето и съехал, развратник. Но, правда, опосля родов деньжат прислал и немало. На воспитание, значится, байстрюка. Да и Лизавету из крепости выкупил.
— Так ты потому и пришла? — я тихо смеялся, — за деньгами?
— Дурень! — она хлопнула меня цветком по лбу, — жоних у меня есть и не из простых, скоро главным кузнецом будет. Де-еньги! А пришла, — она задумалась, прищурившись, — интересно мне стало: правду хозяйка грит али нет. На ламия пришла поглядеть.
Вот это и есть самое интересное. Я давным-давно перестал практиковать мощные импульсы, вынуждающие женщин едва ли не силой добиваться близости. Какой интерес получить обезумевшую, от страсти, самку, готовую самостоятельно тащить тебя в постель? Куда забавнее, почти незаметным импульсом вызвать интерес к себе, а потом участвовать в лёгком флирте, постепенно переходящем во всё более серьёзные отношения.
— Жениха прогневать не боишься? — поинтересовался я и положил руку на талию собеседницы. Тут же получил шутливый хлопок по пальцам, — сейчас, как увидит свою невесту с другим парнем и пойдёт рукоприкладство.
Девушка хихикнула, и я ещё крепче прижал её к себе, наслаждаясь ароматом молодого чистого тела. Как ни странно, но деревенские жители, в отличие от «просвещённых» горожан, знали толк в гигиене, регулярно посещая баню и купаясь в ближайших водоёмах. Лада заёрзала, но освобождаться совсем не торопилась.
— Боишься? — насмешливо спросила она, — он у меня такой, бугай здоровый. Но спокойный, поэтому до смертоубийства дело не дойдёт, — она прищурилась, — а ты, как я погляжу, не из пужливых. Али знал, что его сёдни нет в Усиновке? Сказал кто?
— А может, если мне кто нравится, так и плевать на бугаев и прочие смертоубийства? — девица замерла, я провёл свободной рукой по розовой коже щеки, — как считаешь красавица, стоишь ты риска? Думаю — стоишь.
— Глупости какие, — Лада прикрыла глаза, — все вы, городские, мастера на словеса красивые, а самим только одно и подавай. Вот скажу сейчас, что ничего не будет и как поступишь? Пойдёшь другую искать, подоступнее?
— Скажи, — я легко коснулся губами её ушка, и девушка задрожала, — скажи, что ничего не будет.
Когда я попытался поцеловать её в губы, Лада резко отвернулась и сделала попытку подняться. Я придержал её, не ощущая особого сопротивления. Тяжело дыша, соседка опустила голову и провела ладонью по лбу.
— Ламий, как есть, ламий, — прошептала она, — задурманил ум! Так сладко…
Пронзительная трескотня балалаек внезапно прервала гул голосов и хохот гостей, мало-помалу, начал стихать. Здоровяк, пытавшийся свалить медведя на землю, отступил, потирая окровавленное плечо, а малолетки, пытавшиеся достать призы со скользких арок, ссыпались вниз рванули со всех ног, пытаясь отыскать свободное место в образовавшемся кругу.