За экраном

После опубликования постановления ЦК о «Большой жизни» и утверждения состава худсовета меня вызвал к себе Большаков и сказал, что предлагает мне… быть ответственным секретарем художественного совета. Я стал отказываться, ссылаясь на то, что я беспартийный, а дело иметь придется с работниками ЦК, кроме того, я загружен редакторской работой, веду «Ленфильм» и мне приходится часто выезжать и т. д. Большаков же говорил со мной очень спокойно и доверительно и сказал примерно следующее: «В художественном совете нет ни одного кинематографиста, поэтому очень важно, кто будет представлять фильмы, вести переговоры с председателем худсовета, – много придется разъяснять, в особенности специфику кинематографического производства… Вы знаете наших мастеров, хорошо ориентируетесь в вопросах производства. Не только я, но и творческие работники заинтересованы в том, чтобы на первых порах, пока будут налаживаться взаимоотношения и вырабатываться статут работы, был сведущий и тактичный человек. Не только я, но и… – он назвал фамилии крупных режиссеров, – считают, что вам следует поработать хотя бы первое время. Мы дадим вам редактора и секретаря. Я уже дал указание, чтобы подобрали помещение. Сейчас же поезжайте в ЦК, к Еголину, и договоритесь с ним».

Он набрал номер по «вертушке» и сказал: «Александр Михайлович, мы выделяем Маневича, он опытнейший редактор». Видимо, Еголин спросил его, какой это такой Маневич: «Тот самый, что учился во ВГИКе, в аспирантуре».

В общем, я поехал в ЦК, к Еголину, который, по существу, в то время ведал всей литературой и всем искусством.

Еголин принял меня немедленно. Поздоровался радушно, расспросил о некоторых преподавателях, у которых я учился во ВГИКе и в МГУ, а затем перешел к делу.

Судя по состоявшемуся разговору, он совершенно не представлял себе, как должен работать худсовет, каковы его задачи, кроме одной: чтобы на экранах не появлялось никаких вредных или идейно неполноценных картин.

Я рассказал о работе старого худсовета, несколько человек из которого вошли в состав нового – это были Сурков, Горбатов, Захаров, Галактионов, – но при этом выразил удивление, что в художественный совет не вошло ни одного представителя от кино, даже министр. В общем, вырисовывалась такая картина: основные рычаги руководства переходят к худсовету: утверждение сценариев, приемка фильмов и даже утверждение проб актеров. Еголин сказал, что это сделано сознательно. По мысли товарища Сталина, худсовет должен быть совершенно независимым и свободным от всяких взаимных обязательств, дружеских и личных симпатий, – а то получается: «кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку», министерство же заинтересовано, чтобы сдать даже плохие фильмы. Еголин улыбнулся, пересказывая то, о чем, видимо, говорил Сталин или Жданов.

– Я прошу вас подумать, – сказал он, – и разработать что-то вроде инструкции о работе худсовета. Потом я подредактирую… Кроме того, вам придется готовить заключения худсовета по картинам и сценариям, вообще, вся организация работы – связь с министерством, просмотры и т. д. – на вас. Вы видите, – он показал на стол, заваленный рукописями, – ведь я еще редактирую «Звезду»…

В это время действительно позвонили из Ленинграда – говорил, кажется, Друзин.

Я сказал, что все материалы для него подготовлю, но относительно заключений по картинам высказал такое мнение: так как они будут представляться Политбюро, я считаю, их следует утверждать на худсовете, а потом все-таки согласовывать с Большаковым.

– Да, да, – ответил Еголин, – это правильно, мы на худсовете будем утверждать все заключения. Это вы правильно придумали… В общем, действуйте.

Он вызвал секретаршу, сказал, чтобы меня соединяли с ним в любое время. Затем спросил, нужна ли мне машина, но я ответил, что нет, у меня машина из министерства.

Предупредительность обоих начальников не сулила мне ничего хорошего, об этом я думал, возвращаясь в министерство. Разговор с Иваном Григорьевичем после моего визита в ЦК, его ревнивое отношение к худсовету – вполне понятное – укрепили меня в этом мнении. «Надо, чтобы заключения не задерживались, отправляйте их в ЦК через особый сектор», – сказал он. Я оговорил еще раз, что по-прежнему остаюсь редактором. Для меня очистили кабинет зам. начальника главка – на четвертом этаже, с предбанником, – установили там два телефона, мебель, стали носить мне завтрак.

Через несколько дней состоялось первое заседание, на котором Еголин рассказал о задачах худсовета, ознакомил с порядком его работы и инструкцией, которую мы разработали. Она в целом была одобрена. Правда, Заславский сказал, что вряд ли нужно утверждать заключения, поскольку они будут составляться на основе прений и подписываться лично Еголиным. Однако Александр Михайлович, видимо, не менее его был искушен в аппаратных тонкостях и сказал, что худсовет назначен ЦК, а ЦК должен быть уверен, что заключение отражает мнение всего худсовета, а не отдельных его членов и что худсовет ответственен перед ЦК ВКП(б).