Этот особняк не связан фамильным родством с предыдущими владельцами, но он был местом службы многих аристократических фамилий. В его создании принимала участие Екатерина II. Здесь работали выдающиеся дипломаты, поэты, писатели, государственные деятели.
Предыстория дома и первые владельцы участка
Среди многих приметных особняков, выстроенных вдоль левого берега Невы, строгостью форм и гармонией пропорций выделяется здание под номером 32 по Английской набережной.
Когда-то, в начале XVIII века, на этом месте стояли два дома. Одним владел генерал-майор Александр Васильевич Урусов, другой являлся собственностью обер-шталмейстера князя Александра Борисовича Куракина — личности весьма примечательной в XVIII веке. Его называли «бриллиантовым князем» за любовь к драгоценностям. В свое время из уст в уста передавался любопытный эпизод из жизни Куракина. И хотя думается, этого эпизода в жизни не было, так как налицо полное несовпадение действия и времени, рассказ был напечатан в журнале «Русская старина», именующем себя энциклопедией по XVIII веку. Эпизод этот очень характерен для своего времени и, главное — связан с этим местом на набережной: «Князь Александр Борисович Куракин приглашал многочисленное общество на роскошный бал в своем доме на Английской набережной. На этом бале обещал быть Павел I. Вечером перед балом император был не в духе. Ему вдруг показалось странным и чуть ли не дерзким, что Куракин ждет его на бал, что он должен к нему ехать. Неудовольствие его все росло и росло; он ходил скорыми шагами по комнате и вдруг велел позвать великого князя Константина Павловича. „Этот дурак думает, что я поеду к нему на бал? Поезжай к нему сейчас же и скажи ему от меня, что он ж. а, ж. а, и ж. а… Понимаешь?.. Так и скажи ему три раза, что он ж. а!“ Великий князь Константин Павлович был в бальной форме и треуголке, готовый тоже ехать на бал, и с места быстро поехал исполнять это странное поручение. Гости ждут не дождутся; а хозяин предчувствует что-то недоброе. Наконец вдали показывается придворный экипаж. Князь Куракин бежит на подъезд встречать Павла I. Вместо него выходит из экипажа Константин Павлович и, держа руку у шляпы, докладывает: „Государь Император приказал передать Вашему Сиятельству, что вы ж. а, ж. а и ж. а“. Затем повернулся, сел в экипаж и уехал. Князь Куракин падает обморок. Гости в смятении разъезжаются. Куракин на другой день заболевает. Император Павел смягчается, и через несколько дней, в награду за неприятность, дает ему часть Астраханских рыбных ловель, приносившую тогда 400 000 р. асс.».
Уже в середине XVIII века оба дома с участками принадлежали князю Куракину. По его заказу, использовав стены старых строений, архитектор Михаил Алексеевич Башмаков возвел одно большое в стиле барокко здание, богато декорированное скульптурой и лепными деталями.
После смерти Александра Борисовича особняк перешел к его сыну — Борису Александровичу. Когда же в 1764 году он скончался, дом был передан в казну, и его стали приспосабливать для Коллегии иностранных дел, ранее располагавшейся на 13-й линии Васильевского острова и в здании Двенадцати коллегий.
Архитекторы здания
Перепланировку интерьеров здания и его текущий ремонт производил собственный архитектор этого учреждения Александр Францевич Вист. Кроме того, поддерживая свой престиж, Коллегия приглашала для проведения внутренних работ самых модных тогда мастеров.
В начале 1780 года в Россию прибыл итальянский архитектор Джакомо Кваренги, при посредничестве Ивана Ивановича Шувалова специально «выписанный» Екатериной II для строительства Петербурга. Кваренги был поручен, в частности, проект коренной перестройки здания Коллегии иностранных дел с тем, чтобы придать ему соответствующий государственному учреждению строгий и солидный вид. Архитектор представил чертежи на высочайшее рассмотрение уже весной 1782 года. Екатерина II, сделав некоторые замечания, одобрила их и приказала приступить к возведению нового здания.
Если сравнить сохранившийся проект с его воплощением, то можно обнаружить лишь незначительные расхождения. Они касаются, главным образом, количества окон: на чертежах их девятнадцать, а на фасаде дома двадцать одно. Таково было распоряжение императрицы после ее знакомства с представленными на утверждение материалами.